Тут Ваську Повар укоряет, —

Не стыдно ль стен тебе, не только что людей?

(А Васька всё-таки курчонка убирает.)

Как! быв честным Котом до этих пор,

Бывало, за пример тебя смиренства кажут, —

А ты… ахти, какой позор!

Теперя все соседи скажут:

«Кот Васька плут! Кот Васька вор!

И Ваську-де, не только что в поварню,

Пускать не надо и на двор,

Как волка жадного в овчарню:

Он порча, он чума, он язва здешних мест!»

(А Васька слушает, да ест.)

Тут ритор[6] мой, дав волю слов теченью,

Не находил конца нравоученью.

Но что ж? Пока его он пел,

Кот Васька всё жаркое съел.

А я бы повару иному

Велел на стенке зарубить:

Чтоб там речей не тратить по-пустому,

Где нужно власть употребить.

Петух и Жемчужное Зерно

Навозну кучу разрывая,

Петух нашёл Жемчужное Зерно

И говорит: «Куда оно?

Какая вещь пустая!

Не глупо ль, что его высоко так ценят?

А я бы, право, был гораздо боле рад

Зерну Ячменному: оно не столь хоть видно,

Да сытно».

Невежи судят точно так:

В чём толку не поймут, то всё у них пустяк.

Зеркало и Обезьяна

Мартышка, в Зеркале увидя образ свой,

Тихохонько Медведя толк ногой:

«Смотри-ка, – говорит, – кум милый мой!

Что это там за рожа?

Какие у неё ужимки и прыжки!

Я удавилась бы с тоски,

Когда бы на неё хоть чуть была похожа.

А ведь, признайся, есть

Из кумушек моих таких кривляк пять-шесть:

Я даже их могу по пальцам перечесть».—

«Чем кумушек считать трудиться,

Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?» —

Ей Мишка отвечал.

Но Мишенькин совет лишь попусту пропал.

Таких примеров много в мире:

Не любит узнавать никто себя в сатире.

Я даже видел то вчера:

Что Климыч на руку нечист, все это знают;

Про взятки Климычу читают,

А он украдкою кивает на Петра.

Белка

В деревне, в праздник, под окном

Помещичьих хором,

Народ толпился.

На Белку в колесе зевал он и дивился.

Вблизи с берёзы ей дивился тоже Дрозд:

Так бегала она, что лапки лишь мелькали

И раздувался пышный хвост.

«Землячка старая, – спросил тут Дрозд, – нельзя ли

Сказать, что делаешь ты здесь?» —

«Ох, милый друг! тружусь день весь:

Я по делам гонцом у барина большого;

Ну, некогда ни пить, ни есть,

Ни даже духу перевесть». —

И Белка в колесе бежать пустилась снова.

«Да, – улетая, Дрозд сказал, – то ясно мне,

Что ты бежишь, а всё на том же ты окне».

Посмотришь на дельца иного:

Хлопочет, мечется, ему дивятся все:

Он, кажется, из кожи рвётся,

Да только всё вперёд не подаётся,