— Аллах Акбар! — клич слышался уже где-то совсем близко.

«Ах, вы так!» — вдруг случилось какое-то массовое умопомрачение или за державу обидно стало…

— Христос Воскрес!

Кто первым перемахнул через бруствер, сказать трудно. Но бойцы с бешено-отрешёнными взглядами ринулись врукопашную. Напор был столь неожиданным, что в рядах боевиков возникло замешательство.

Однако продолжалось это недолго. Обнажив холодное оружие, у кого какое было, боевики не дрогнули, надо им отдать должное, смело ждали встречи с врагом лицом к лицу.

— Христос Воскрес! — со штык-ножами в руках мчались на них обезумевшие защитники.

И тут я увидел священника. Так и не выпустив из рук кадила, он размахивал им, словно пращей, и бок о бок с бойцами мчался на врага, ревя во всё горло:

— Христос Воскрес! Христос Воскрес!

Большущий, в развевающейся чёрной рясе он представлял прекрасную мишень. В него, наверное, даже прицеливаться не надо — настолько он был огромен.

«У него же бронежилета нет, — скосив взгляд, помню подумалось мне. — Безумец! Что он делает?» ’

— Христос Воскрес! — во всю глотку, не останавливаясь орал и я, вместе со всеми несясь вперёд. Не до священника и его безумного поступка мне было. — Христос Воскрес!

Уж как всё получилось, никто никогда не узнает. Только боевики вдруг почему-то отступили, так и не ввязавшись в драку. Что произошло? Кто им отдал приказ? Неизвестно. Только их боевые порядки мгновенно свернулись и буквально на глазах исчезли, растворившись, будто их тут никогда и не было.

— Батюшка, куда и зачем вы ринулись без оружия и бронежилета? — чуть позже, уже сидя в укрытии, спросил я у него.

— Сын мой, — ответил священник. — Более ста лет русские солдаты не ходили в бой с именем Господа на устах. Разве мог я, служитель Отца нашего, Господа Бога, остаться в стороне и не поддержать порыва?

— Но ведь вам могло не повезти, вы могли погибнуть!

— Бог хранил. Смотри… — он показал изрешечённую пулями рясу. — Самого даже не зацепило.

— Но как же это? Как так может быть? — с удивлением я рассматривал иссечённую пулями материю. — Вы совсем не боялись?

— Отбоялся ещё в Афгане. Там и ранен был не раз, и контужен. Угодно было Господу, оставил меня жить, дабы служил ему верой и правдой.

— Батюшка, а мне по жизни постоянно не везёт… — честно признался я. — Даже родителей своих никогда не видел. А девушка, когда узнала, что в Чечню еду, чуть с ума не сошла. А через месяц письмо прислала, мол, извини, выхожу замуж…

— Сын мой, каждому по жизни Создателем отведено одно целое. Ежели одной рукой Господь отбирает, другой обязательно воздаст. Только ты и сам по сторонам смотри. Господь всегда подсказку даст, поможет, только услышь…

— Батюшка, Бог всем, без исключения помогает и хорошим, и… не очень?

— Всех нас хранит Господь. Только срок хранения у всех разный…

Было над чем задуматься. Не прошли слова служителя церкви как пуля навылет. О чём только не думалось и не вспоминалось на войне во время передышки…

— Аркадий, в дозор! — отвлёк от размышлений командир.

— Есть!

Подхватив автомат, я переполз к наблюдательному пункту, сооружённому из огромных валунов.

— Спасибо вам, батюшка, за надежду, за веру, — обернувшись, сказал я.

— Храни тебя Господь! — перекрестил меня священник. — Спаси и сохрани!

Я принялся внимательно осматривать подступы к блокпосту, а батюшка легко встал, привычно разжёг потухшее кадило и продолжил орошать солдат святой водой, приговаривая, как ни в чём не бывало:

— Христос Воскрес! Христос Воскрес!..

— Воистину Воскрес! — ни один боец не посмел ему не ответить. Ни один.

— Воистину Воскрес! — измученные, пропахшие гарью и порохом, уставшие, с уважением глядя на него, повторяли они. — Воистину Воскрес!..

Разные мысли роились в моей голове, пока слушал этот рассказ. Никак не складывался у меня образ бойца-спецназовца или десантника с Аркадием.

Хотя чего только в жизни не бывает? На самом деле, демобилизовавшись, что он умел? Какую специальность приобрел, вернувшись к мирной жизни? Мог стрелять или не стрелять. Окапываться, драться. Умел убивать и смотреть смерти в глаза… Думать умел и рисковать…

— Очень неожиданно может поступить человек, — прервал я молчание, — в неподготовленной заранее, неординарной и экстремальной ситуации.

— Да уж…

Аркадий был ещё там, в гористо-каменистой местности, у блокпоста и с автоматом в руке. Не до разговоров ему сейчас. Видно, экспромт священника был ещё свеж в памяти…