Вот такая ситуация сложилась в Европе к понедельнику финальной недели августа, когда ко мне на прием приперся американский посланник, чтобы немного пообщаться на тему Панамского канала. Присутствует и посланник немецкий — собственность-то у нас с Вилли общая.

Американцы свой откровенно авантюрный ультиматум выдвинули правильно — так, чтобы о нем знал строго ограниченный круг уполномоченных людей. Не изобрели они пока свою фирменную «шоу-политику», и американский президент не строчит в Интернет грозные посты при каждой свободной минутке. Говорить и важном в кулуарах нужно хотя бы затем, чтобы иметь возможность провернуть назад собственный «фарш». Посланный нами сигнал о готовности договариваться американцы услышали, ультиматум свой с извинениями формата «погорячились, бывает» отозвали, и теперь вот будем разговаривать.

— Надеюсь, господин Дженкинс, направившие вас сюда люди не являются сторонниками набившего оскомину тезиса «русские понимают только силу», — начал я с вежливой угрозы. — Потому что в актуальной своей форме Российская Империя силу не «понимает», она ее олицетворяет.

— Позволю себе заверить Ваше Императорское Величество в том, что никто в действующем правительстве озвученного вами тезиса не разделяет, — ответил посланник как положено.

— Добро, — благодушно улыбнулся я. — А то есть тут у нас в Европе такие, и теперь вверенные им страны испытывают некоторые неприятности. Но не будем тратить время на обсуждение скудоумия отдельных высокопоставленных деятелей, давайте лучше приступим к делу. Прошу вас, мистер Дженкинс.

Кого Панама сильнее заботит, тот пусть предложение и озвучивает, а мы с немецким посланником поторгуемся.

— Прежде всего я бы хотел заверить Ваше Императорское Величество в том, что Президент, Конгресс, Сенат и в целом правительство США высоко ценят сложившиеся между нашими странами торгово-экономические и дружеские отношения, и лишь жестокая необходимость заботы о нашей акватории вынудила нас пойти на прискорбную эскалацию. Господин Президент Рузвельт просил передать вам его сожаления по поводу случившегося.

— Кто старое помянет — тому глаз вон, — великодушно ответил я.

— У наших держав, что актуально и для американо-германских отношений, — сделал мистер Дженкинс реверанс в сторону немецкого посланника. — Нет причин для вражды: нас разделяет огромный океан…

— Сразу, чтобы не было иллюзий, — перебил я. — Я долгие годы, неоднократно предлагал вашему руководству не ограничиваться торгово-экономическими отношениями и присоединиться к нашим с европейскими и азиатскими союзниками договорам о разделе мира на сферы влияния, но неизменно получал отказ. В этой связи резкая озабоченность вашим правительством кусочком нашей с кузеном Вильгельмом земли в стране, которая не является частью США, кажется мне странной и, если говорить откровенно, зловещей — неужели после трагического демонтажа Британской Империи бывшая колония решила занять освободившуюся позицию «хозяйки морей»?

— В высшей степени подозрительно, — поддакнул немецкий посланник.

— Уверяю Ваше Императорское Величество и стоящих за господином Шнеером многоуважаемых господ в том, что Соединенные Штаты никоим образом не планируют менять принятой доктрины, согласно которой наши геополитические интересы ограничены исключительно американской частью планеты.

Ну разве мог посланник ответить иначе?

— Замечательно, — одобрил я.

— Позволю себе перейти к цели нашей встречи, — перешел к делу американец. — История отношений между Российской Империей и Соединенными Штатами содержит в себе известный прецедент, когда в ходе честной сделки правительством вашего многоуважаемого предка Александра I Соединенным Штатам Америки была продана территория Аляски. Данная сделка была в высшей степени выгодна обеим сторонам, и теперь мы надеемся договориться с Вашим Императорским Величеством и Его Императорским Величеством кайзером Вильгельмом в не менее выгодном для всех участников сделки ключе. Конгресс и господин Президент уполномочили меня предложить Российской Империи и Германской Империи передать право владения Панамским каналом правительству Соединенных Штатов Америки в обмен на выплату каждому из нынешних совладельцев суммы в двести семь миллионов долларов в течение двадцати пяти лет.

Не выдержав, я хохотнул и начал торговаться:

— Знаете, мистер Дженкинс, я полагал, что с китайцами торговаться сложно, но заданная вами планка заставила бы их удавиться от зависти. Предложенные вами гроши за один из ключевых в стратегическом и экономическом плане проливов всего нашего мира — это все равно, что пресловутая сделка по покупке Манхеттена у индейцев.

— Сумма совершенно недостойная, — поддакнул немец.

— Какую сумму сочли бы достойной Ваше Императорское Величество и Его Императорское Величество кайзер? — спокойно спросил посол.

— Я согласен начать думать о продаже своей доли канала после озвучивания вами суммы в пятьдесят миллиардов, — пожал я плечами. — Срок выплат можно оговорить отдельно — Российская Империя не собирается исчезать с карты мира, и готова получать платежи хоть до окончания столь бурно начавшегося века. Но чем дольше — тем больше цифра. Сами понимаете: инфляция.

Пожевав губами, американец уточнил:

— Могу ли я предположить, что Ваше Императорское Величество на данный момент вовсе не рассматривает возможность сделки?

— Мистер Дженкинс, неужели вы думаете, что я стану тратить свое время, не держа в голове упомянутой вами «возможности»? — поднял я на посланника бровь.

— Приношу свои глубочайшие извинения за неверно сформулированный вопрос, Ваше Императорское Величество, — американец встал со стула, поклонился и вернулся на место. — Прошу Ваше Императорское Величество о возможности объясниться.

— Да я понимаю, — пожал я плечами. — Вы восприняли озвученный мной нижний порог для торга в качестве прикрытия моего нежелания продавать Канал. Будь это так, данной встречи бы не состоялось.