<p> Вольф Вайтбрехт</p><p> Предсказание дельфинов</p><p> Научно-фантастический роман</p><p> Немецкий писатель из ГДР предположил, что немецкие народные сказки о гномах — это нечто большее, чем просто народная фантазия, что в недалёком прошлом Землю посетили, высокоразвитые разумные существа недольшого роста, которые, каким-то образом воздействуя на мозг дельфинов, оставили зашифрованное в них послание человечеству...</p><p> К сожалению, воображение автора не дошло до возможности существования интеллекта у дельфинов. По его мнению, они были и остаются всего лишь животными, с которыми можно проводить сомнительные эксперименты, в мозговых клетках записать послания в виде клинописи, сверлить черепа и вообще обойтись не совсем гуманно.</p><p> Перевод с немецкого. Редактор текста: Имантс Лочмелис.</p><p> </p>
Вольф Вайтбрехт
Предсказание дельфинов
1
Хельга Хубер поднесла влажную, блестящую фотографию к слабому зелёному свету лампы и критически её осмотрела. Затем сделала следующую, а потом ещё одну. Смотри, подумала она, никто не сможет сделать лучше: контрастно, блестяще, неплохо оформлено... Она невольно улыбнулась. Туристическое бюро заказывает одно и то же снова и снова, и ему всё мало: Золотая крыша, Мария-Терезиен-штрассе, Хофкирхе и Карвендель. Она делает это для них четыре или пять лет, и это становится просто идеальным. Потом они печатают это на глянцевой бумаге в своих элегантных изданиях, которые все слишком красивые и блестящие по сравнению с повседневной жизнью Инсбрука; Но это приносит ей что-то, пусть даже и не очень много, — подумала она, — как будто золотые, богато украшенные стрелки часов в Инсбруке ни на йоту не сдвинулись, как будто ничего не произошло в огромном мире, который расширяется с каждым днем.
И всё же чуть меньше четверти года назад они открыли обсерваторию на Луне. Она называется - Терра вырытая на сорок семь этажей в твёрдой коре, с потрясающими научными удобствами, плантациями водорослей, фонтанами и телескопом, который, как считается, должен быть феноменальным. И всё это под синим флагом ООН; русские и американцы работают там вместе. Чудо обсерватории, пожалуй, захватывает дух. Ещё более поразительным было - чудо - общности, которое поначалу одни подвергали сомнению, подозревали и осуждали, но затем защищали и приветствовали другие: ВОСТОК И ЗАПАД ВСТРЕТИЛИСЬ НА ЛУНЕ, РАЗБИТЫЕ ЕЩЁ ДО ОТКРЫТИЯ? ЛУНА РАЗДЕЛИЛАСЬ НАДВЕ? ЛУНА – ВЕЛИКИЙ ПРИМЕР – УСПЕХ ВСЕХ ПРОГРЕССИВНЫХ СИЛ! Газетный лес всё шелестел и шелестел.
Мир стал шире и интереснее, и она, Хельга Хубер, тридцатиоднолетняя блондинка, крещёная католичка, сидит в своём углу в Инсбруке, встречает приятных людей в традиционных костюмах, поправляет шарф Терезы, чтобы не было видно зоба, и ставит её перед могилой Андреаса Хофера. А её Бертель, приват-доцент доктор Бертель Хубер, дни и ночи напролёт размышляет о легендах и сказках, пишет о них учёные книги, и их печатают, слава богу, что хоть печатают. И вот они живут среди сеппельхозенов и эльфов и довольны; действительно ли они довольны?
Она вымыла руки. Разве открылась дверь? Было необычно, что он возвращался сейчас; было всего одиннадцать. Она подбежала к нему.
– Что случилось, что-то случилось? Университет сгорел?
– Он выглядел странно, вешая пальто на вешалку, такой изможденный, такой замкнутый, словно она редко его видела.
– Что случилось? — переспросила она.
Наконец он открыл рот.
– Здравствуй. Ну же, будь хорошей, сделай нам кофе. Он нам понадобится. Университет сгорел, ты абсолютно права.
– Не говори глупостей, иди сюда, садись. Не делай перепуганную рожу!
Он даже не подумал сесть.
– Представьте себе, — начал он на пороге гостиной, — что Хольцапфель вызывает меня меньше часа назад и сообщает, что министерство урезало университетский бюджет, в результате чего Сенат не в состоянии… И ему, как декану, выпала неблагодарная задача сообщать мне об этом, хотя я уверен, что он всё прекрасно понимает… Короче говоря, он хрюкает и хрюкает, и заявляет, что Сенат отныне не в состоянии покрыть расходы на литературу, которые доктор Хубер должен выполнить — он именно сказал - выполнить — его venia legendi. Более того, ожидается сокращение зарплаты, и, к моему утешению, как он объяснил, не только мне.
Хельга взяла его за руку и усадила в кресло.
Разве это не свинство? — продолжал Хубер, едва разминая ноги.
– Они засунули это в спину математикам, нет, отняли у нас, как у умственно неполноценных. Это называется адаптацией университета к научно-техническому прогрессу и подготовкой к 2000 году; не смешите меня, ну, спасибо!
Он сел напротив неё и смотрел на неё. В его глазах пылал гнев. На щеках появились пятна, которых никогда раньше не было. Он был похож на маленького мальчика, которого мать позвала домой на ужин после очередной драки: красный и немного вспотевший, с взъерошенными волосами.
– Сначала кофе — ответила она, снимая заляпанный белый халат, который носила во время работы.
– Знаю, тебе не обязательно так выглядеть. Глупо так накручивать себя, я это и сама понимаю. Но на этот раз это уже слишком… -
– Что ты хочешь сделать? Твои коллеги уже знают? А студенческий комитет? В Вене это просто так, с нуля, не сделаешь… -
– Да, можешь. Ты читал – в одном из последних выпусков судебного документа его Величества – что почтенная альма-матер отстаёт в развитии, что мы только сейчас приближаемся к тому, чего другие страны, например, ГДР, успешно достигли семь, восемь, девять лет назад? Вот тебе и решение высшей олимпийской мудрости: Зевс сокращает; избавляется от фольклора, он его всё равно ненавидит, компьютер теперь сделает это левой рукой, нет, они сделают это последним, самым худшим транзистором.
Ей стало немного легче.
– Ты почти смешон, когда злишься. Но я бы так не расстраивалась. То, что твой Зевс – не крёстный отец, а бык, праведный, почтенный, – не новость, и мы давно знаем, что в Вене хотят не отставать. Они вспоминают нашего Рода. Рода с его знаменитым различием между Австрией и Италией: вечно синее небо смеётся над Италией, а весь мир смеётся над Австрией. И в Вене это не любят.
– Настоящая государственная измена, – ответил он; вокруг его глаз залегли лёгкие морщинки, и она поняла, что худшее уже позади. Он также спросил: - Разве ты не обещал кофе?