– Ладно, ты готов? – перед глазами возникла женщина с выражением лица, сочетающим одновременно муки за судь– бы всего человечества, надменность, сосредоточенность и усталость.

– Да. Пожалуй.

– Отлично! Тогда… Мотор!

Я даже не успел заметить, как она вышла из автобуса, а надо мной уже появилась камера. Я тут же закрыл глаза – всё верно, ведь по сценарию я сплю. Сколько же так сидеть? Десять секунд? Двадцать? Наверное, хватит. Я медленно открыл глаза и начал невидящим взглядом осматривать автобус. Точно, ведь совершенно неизвестно, как я попал сюда! Что это?! Икарус? Но почему? Итак, самое удивлённое выражение лица, на которое только способен! Надо представить, что сидишь в туалете, читая книгу, а тут распахивается дверь, и перед тобой стоит Генрих Седьмой со свитой. А ничего, что я тут, простите за выражение, большую нужду справляю? Вот он удивится! Я не смог сдержаться и громко расхохотался.

– Стоп! Стоп! – кричала режиссёр. – Это уже ни в какие ворота не лезет! Неделю снимаем, а материала с гулькин нос!

Она подскочила ко мне.

– Что опять-то не так?

– Да я тут, понимаете ли… – наверное, она не оценит историю про Генриха Седьмого. – Извините.

Смотреть ей в глаза было тяжело. Не потому, что я действительно расстроился из-за того, что сорвал очередной дубль, а, скорее, потому, что просто боялся вновь засмеяться.

– Ладно, перерыв! – режиссёр сняла с себя панамку и начала ей обмахиваться. – Как же жарко.

– Так лето же, – метко подметил непонятно откуда взявшийся Шурик.

– Без тебя знаю, дурень! За камерой лучше следи!

Шурик спокойно увернулся от запущенной в него панамки и вернулся на операторское место. Он вообще всегда такой – спокойный, рассудительный и скучный, однообразный и предсказуемый.

Я вышел из автобуса и направился в столовую, чтобы немного перекусить. И в дверях столкнулся с Машей.

– Как?

– Никак…

– Неудивительно.

– Хочешь поесть?

Она некоторое время непонимающе смотрела на меня.

– Ну пойдём, что ли.

Странно, вроде бы Маша уже была в столовой – что, не успела пообедать? Я внимательно оглядел её сзади: две длиннющие косы болтались из стороны в сторону, задевая всё, что встречали на своём пути.

– Тебе вообще удобно с такими волосами? – спросил я Машу, когда мы сели за стол.

– А что такого?

– Ну, они как бы… длинные слишком, не?

– Так роль у меня такая, дурень!

– Как будто до этого они у тебя короче были…

– Я когда-нибудь гастрит заработаю с такой диетой, – она злобно посмотрела на меня и принялась яростно размешивать бомж-пакет.

– Да я уже.

– Конечно, весь реквизит выпил с этими деятелями!

– И что такого? Мне за работу не платят, знаешь ли! А она у меня тяжёлая – главная роль как-никак! Камеры и плёнку не пью!

– Как будто на Оскар претендуешь!

– Как знать. Как знать, – я откинулся на спинку стула и закурил.

– Здесь, вообще-то, детский лагерь, если ты не в курсе!

– Да? И где ты здесь видишь детей? – Маша фыркнула и ничего не ответила. – А ведь между тем все великие с чего-то начинали. Вот кто-то, например, с дипломного проекта.

– Ни одному нормальному человеку в голову бы не пришло такой бред снимать! – она боязливо оглянулась по сторонам, удостоверилась, что, кроме нас, в столовой никого нет, и продолжила: – Только нашей Ольге Дмитриевне.

– Тебя же никто не заставлял.

– Да-а-а? – ехидно протянула Маша. – А что, у меня был выбор, по-твоему? Или у тебя? Или у всех остальных…

– Начнём с того, что ты могла бы, например, предложить другую тему.

– Тему ему предложить. Какую тему? – всё это время Маша сыпала соль в кружку и, похоже, не собиралась останавливаться.

– Я смотрю, ты любишь поострее.

– Что?

Я взглядом указал на кружку.

– Чёрт! – она грохнула солонку об стол и расстроенно уставилась на горку соли, которая, как айсберг, борющийся с глобальным потеплением, никак не хотела растворяться. – Ну вот.

Мне внезапно стало жалко Машу. Да и тем более всё равно эту дрянь я есть не могу – лучше уж хлеб с майонезом.

– На, – я пододвинул к ней свою чашку.

Она молча взяла её и принялась есть.

– Даже спасибо не скажешь?

– Так это всё ты виноват!

– В чём же?

– В том, что отвлёк меня, и я… В общем, ты виноват!

– Как скажешь…

Маша ела молча.

– И что конкретно тебе не нравится? – я докурил сигарету и затушил её об угол стола.

– Да нет, если привыкнуть – очень вкусная лапша.

Я посмотрел на Машу так, что без слов стало понятно, до какой степени глупым и неуместным был её ответ.