— Она в хорошем состоянии! Это транс! Ее душа сейчас путешествует в астрале, а с телом я сейчас провожу чистку на ментальном уровне и делаю пурификацию ауры. Вы ничего не понимаете…

— Пошла вон, — коротко сказал я и поднял дочь Брежнева на руки.

Удивился, насколько она похудела за последнее время. В прошлый раз едва перенес ее с кресла в кровать, весила килограмм сто. А сейчас минус двадцать кг — это как минимум. Рука Галины Леонидовны безвольно свесилась вниз.

Через пару минут в квартиру влетел Рябенко. Заметив меня с Галей на руках, выглянул в подъезд, прокричал:

— Давайте быстрее!

Вошли с носилками сотрудники скорой помощи. Я уложил Галю на носилки и накрыл ее простыней, причем лицо тоже. Выглядело мрачно, но не хватало еще, чтобы сейчас ее кто-нибудь увидел в подобном состоянии.

— Что ты делаешь! Зачем ты закрыл ее лицо! — завизжала Джуна. — Ты не знаешь, что это значит? Ты же проецируешь на нее сейчас весь этот негатив, заманиваешь духов смерти!

Я только отмахнулся от старательно игравшей свою роль гадалки. Джуна еще что-то орала, но в голове у нее лихорадочно крутились мысли: «Кто из журналистов дежурит у моего дома? Как этот мусор узнал, где Галя? Неужели раскололи цыгана? Рано, как рано… Еще же ничего не готово!»

— Выносите, — приказал медикам Рябенко и вышел вместе с ними. Я тоже отправился следом.

У подъезда ждали опера. Рядом с ними стоял следователь прокуратуры. Они скользнули взглядом по носилками, но ничего не сказали. Присутствия нас с генералом было достаточно, чтоб вопросов не возникло.

Носилки с «телом» разместили в скорой.

— Отлично. Теперь быстро в Щеглы, — распорядился Рябенко. — И пост поставить возле палаты.

Я с ними не поехал. Сдал Галю с рук на руки, а потом снова поднялся в квартиру Джуны.

В коридоре уже жались двое понятых. Мужчина лет семидесяти и женщина средних лет, проживающие в коммуналке этажом ниже.

— Вот правильно! Давно надо было этот гадюшник проверить! — возмущался мужчина. — Арбат — это же самое сердце Москвы! Коренных москвичей выселяют, а сюда всякие проходимцы, чурки и цыгане заселяются. Где это видано, чтобы десять семей выселить с этажа, и одной занять такую жилплощадь! Я по всем инстанциям ходил, просил дать дополнительную комнату, а тут не понять кому, шарлатанке какой-то кавказской — на тебе, пользуйся. Тьфу!

— Ничего, товарищ, сейчас разберемся, — ответил я и прошел мимо понятных дальше в квартиру.

Вначале Джуна вела себя надменно, как царица. Высокомерно наблюдала за действиями сотрудников КГБ и следователя, на вопросы не отвечала, только фыркала презрительно. Но потом. услышав об обыске, все-таки не выдержала и начала защищаться:

— Я здесь проживаю на законных основаниях, занимаю эту жилплощадь с разрешения министерства культуры, — говорила Джуна, возмущенно осматривая присутствующих. — Вот документы. Вот, смотрите, письмо министерства культуры, — пожилая грузинка подавала ей документы. — Вот решение Мосгорисполкома. Впрочем, я же вам не буду зачитывать. Можете сами ознакомиться.

— Мы здесь тоже на законных основаниях, — ответил ей следователь прокуратуры. — Вот вам ордер, можете ознакомиться. А сейчас мы будем проводить обыск. Товарищи понятые, пройдите, пожалуйста, сюда.

— Вы мне сначала объясните, что здесь делает человек из охраны Генерального секретаря? Какое он имеет право находиться в моей квартире?! Он не следователь, к прокуратуре не имеет никакого отношения. Я требую объяснений!

Аферистка пыталась устроить скандал, но я не дал ей такой возможности, сунув под нос удостоверение:

— Вопросы еще есть?

— Управление собственной безопасности… — прочла вслух Джуна и тут же ядовито процедила:

— Поздравляю с новым назначением, хороший карьерный рост.

Меж тем опера аккуратно осматривали ящики комодов и столов, обыскивали шкафы. Я стоял рядом с Джуной и время от времени заглядывал в ее мысли. Они были то четкими, легко читаемыми, то вдруг закрывались и пробиться в ее сознание становилось почти невозможно. «Царица ассирийская» походила на сжатую пружину, когда милиционеры находились в одних местах, и расслаблялась, стоило только кому-нибудь из них сделать шаг в сторону. Я обращал внимание, в какие моменты «целительница» старалась воздействовать на оперов. Обыск все больше походил на игру «горячо — холодно». В момент наивысшей «закрытости» Джуны я сказал:

— Стоп, ребята, здесь тайник. Проверьте внимательней.

Джуна вздрогнула и посмотрела на меня с удивлением и даже ужасом. А я в ответ лишь многозначительно хмыкнул. Вот так-то — знай наших, великая гадалка!

Тайник обнаружили через пару минут. Пустота в стене за кроватью, почти на уровне плинтуса.

— Сами откроете, гражданка Давиташвили или будем ломать? — без всяких эмоций спросил следователь, но от меня не укрылось некоторое злорадство в его мыслях.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — изобразила искреннее недоумение Джуна. — Вы же понимаете, что это Арбат, старый жилой фонд. Здесь столько всего может быть с давних времен спрятано, о чем я могу даже не подозревать. Надеюсь, вы не будете мне предъявлять за все найденное в этих стенах?