— Александр Яковлевич, я не меньше вашего переживаю о здоровье Леонида Ильича. Все понимаю. Но вот про похождения Чурбанова надо будет рассказать.

— Ну про Чурбанова — да, говори. Тут даже без прикрас получится очень ярко. А Леонид Ильич к нему с самого начала относился… — Рябенко замялся, — Как бы помягче сказать?

— Да говорите как есть, я не кисейная барышня, — ответил я. — Хотя, думаю, уже понял, о чем вы.

— Вот-вот. Обойдемся без ругательств, раз понял. Ладно бы Чурбанов дураком был, способностями обделен, но ведь нет. Вполне адекватным казался, помогали ему с карьерой и вообще. Но толку ноль. Как говорят, не в коня корм. То, что он игрок, было известно, однако размеры его проигрышей стали сюрпризом.

Рябенко замолчал на минуту, налил себе стакан воды из графина, выпил, потом продолжил:

— А уж то, что он связан с криминалом — это вообще за пределами добра и зла! При Сталине давно бы по расстрельной статье пошел. Да ладно, что тут говорить, — Рябенко посмотрел на часы. — Ты иди, Леонид Ильич уже закончил завтрак.

Я поднялся, собравшись уходить.

— Да, Владимир Тимофеевич, у меня к тебе личная просьба, — вдогонку произнес генерал, когда я уже был в дверях — Уже начали съезжаться делегации на торжественное заседание в честь шестидесятилетия революции. Ожидается приезд большого числа гостей. Работы много, и я очень прошу, эту неделю до парада и последующих мероприятий вернуться к своим прежним обязанностям. Просто помочь. Сможешь? Зашиваюсь, Володя. А с Цвигуном и Удиловым я сегодня же договорюсь.

— Какие вопросы, Александр Яковлевич?! Сегодня мне нужно на допрос в связи со вчерашним убийством адвоката. А потом сразу же примусь за дело. Какой график?

— До завершения мероприятий круглосуточный, к сожалению. А вот девятого ноября можешь взять хоть целую неделю отпуска.

С отпуском Рябенко, конечно, погорячился. Мне он только снится — ведь дела по организации Управления собственной безопасности пока очень далеки от завершения. И дело тут не в слишком медленном подборе кандидатур на оперативную работу. Тут задача куда глобальнее — структура должна быть гибкой и не обремененной лишней бюрократией, с собственными широкими полномочиями. Ладно, разберемся — цель вижу, в себя верю…

Поднялся на второй этаж, поздоровался с Александровым-Агентовым, спешившим в кабинет секретарей. Возле кабинета Генсека сидел на своем обычном посту Михаил Солдатов. Поздоровались и с ним, по-приятельски за руку.

Когда я вошел, Леонид Ильич сидел за столом и перебирал стопку документов. Увидев меня, он снял очки и бросил их в ящик стола.

— Володя, проходи. Что так долго? Вчера тебя ждал — не дождался, — попенял мне Брежнев.

— Вчера, Леонид Ильич, ваш зять задал работы всему Комитету. Прошу прощения, но не было минуты свободной.

— Да я краем уха уже слышал, Рябенко доложил, но ты подробно все расскажешь. Но чуть позже. Главное, что с Галей?

— Сейчас уже все хорошо. Пришла в себя. Чурбанов тайно вывез ее из Щеглов и доставил к народной целительнице. Да вы ее знаете, была у вас один раз.

— К Джуне? — удивился Леонид Ильич. — Она же только массаж делает.

— Как оказалось, не только массаж. Она специалист широкого профиля. Галину Леонидовну я обнаружил в ее квартире в бессознательном состоянии. Есть сведения — и мы с этим работаем — что ее хотели сфотографировать в непотребном виде и опубликовать фотографии на Западе непосредственно перед празднованием юбилея революции.

— Вот же сволочи… — Брежнев стукнул кулаком по столу. — Ничего святого для них нет! А я еще своих пропагандистов стараюсь придерживать, чтобы ничего про личную жизнь наших диссидентов не печатали, хотя там есть много чего интересного. Не хочу уподобляться нашим противникам.

Я подумал: вот это вы зря, в борьбе с врагом все средства хороши. Со злым, безжалостным, расчетливым, с тем, кто не жалеет ни детей, ни стариков, кто идет по головам к своей цели, эффективен только один метод борьбы — раздавить, как ядовитую гадину. Но спорить с и без того расстроенным Генсеком не стал.

— Так что там с Чурбановым? — сменил тему Леонид Ильич.

— Взяли во время карточной игры в нелегальном казино. По сути притоне, организованном криминальными элементами. Сейчас ваш зять находится под домашним арестом. Цинев начал служебное расследование. Но вы ведь понимаете, что все зависит от вашего решения.

— Что тут решать? Пусть расследует. И как можно тщательнее. Собственно, я Циневу об этом уже сказал. Но вот что делать с Галиной, прямо не знаю. Сердце кровью обливается. Вижу, что дочь на моих глазах тонет, а как помочь — не знаю. Сколько мы с тобой на эту тему говорили уже… Теории теориями, а на деле с каждым разом все хуже и хуже. Все опасаются давать мне какие-то советы на этот счет — все-таки не рабочие вопросы, а личная жизнь генсека. Пожалуй, ты единственный, кроме ее матери, разумеется, с кем мы настолько откровенно обсуждаем Галю. Но я ума не приложу, что с ней дальше делать-то?

— Я, конечно, не большой специалист в воспитании детей. Даже с собственными дочерьми провожу слишком мало времени. Но одна мысль недавно пришла в голову…

— И какая же?

— Не хотите ли показать Галине, как деньги зарабатываются? А то она всю жизнь на готовом. Все, что пожелает, преподносится на блюдечке с голубой каемочкой…

Брежнев нахмурился. И я поспешил разъяснить свое предложение, пока ненароком его не обидел:

— У нее появится какая-то мотивация в жизни, если начнет жить на свои кровные. Пусть попробует просто поработать — руками. Сделайте как в Китае или в Северной Корее. Ким Ир Сен своего сына после учебы отправил работать на завод — на общих основаниях. Проходил трудовую практику на Пхеньянском заводе по производству ткацкого оборудования, был дорожным рабочим и устанавливал телевещательное оборудование.