Вопреки тому, что было показано всем придворным и всему Петербургу, государыня не уехала в Петергоф неподготовленной. Было здесь и немало мебели, и вещей, которыми привыкла пользоваться императрица. Приехали с ней и три рассказчицы, чтобы повеселить хозяйку земли русской. Однако всё это делалось в тайне, по ночам.

И не так, чтобы сильно врали, когда говорили, что императрица больна. По приезду в Петергоф государыня сильно мучилась животом. Но после вызвали рвоту, ей полегчало. Вот… сидит, ест. Наверное, тот факт, что государыня в последнее время всё чаще болеет, особенно мается животом, и подтолкнул Анну Иоанновну к поступку.

Ведь по мнению государыни не было кому доверять империю. Вернее сказать, единственная, на кого могла бы оставить державу императрица, — это Анна Леопольдовна. Но, конечно же, не на одну её, и даже не столько на неё, сколько на герцога Бирона. И для того, чтобы понять, возможен ли вовсе такой вариант, государыня и решила, так сказать, протестировать ситуацию.

И сейчас при дворе оставлено немало ушей, запоминали каждое слово, что будет произнесено придворными, чтобы выяснить, сколько людей лгут своей государыне, заверяя о своей преданности. Все сотрудники Тайной канцелярии выведены на улицы и собирают сплетни, проверяя их на достоверность. Все работают.

В дверь постучали. Сам герцог поднялся и направился посмотреть, кто же там беспокоит, желая пройти в тайное место государыни.

— Господин Ушаков! Заждались уже! — сказала Анна Иоанновна, когда увидела, кто именно пришёл. — Не томи, Андрей Иванович, уж умаялась я. Желаю обрадовать подданных моих своим выздоровлением. Пострелять хочу.

Ушаков низко поклонился, сделал несколько шагов вперёд, останавливаясь возле круглого стола, заполненного различной едой.

— Да садись уже! — разрешила императрица. — Вот доложишь мне, так и поешь, и выпьешь.

— Не томи, Андрей Иванович! — почти без акцента сказал герцог.

Ушакову хотелось докладывать в присутствии только лишь государыни. Но он понимал, что потребовать сейчас ухода герцога не может. Так что глава Тайной канцелярии розыскных дел начал свой доклад.

— Главным злодеем стал Волынский, — Ушаков сходу ошарашил и Бирона и государыню.

У Андрея Ивановича Ушакова ещё не так и много сведений было. Но по основным фигурантам, наиболее важным вельможам, ему было что сказать.

Когда герцог только намекнул на возможную операцию, Ушаков сразу же понял, какая огромная прибыль может случиться для него лично. Вряд ли в деньгах или в поместьях, хотя и это не исключено. Но вот в политическом плане, как и для подготовки своих собственных задумок, операция была идеальной.

Ушаков тут же предупредил тех, с кем в будущем хотел бы войти в союз. Например, он по-дружески, практически прямо, сказал Андрею Ивановичу Остерману по своему обыкновению прикинуться больным. Для такого хитрого лиса, как министр иностранных дел Остерман, достаточно было лишь намёка. Остальное он прекрасно додумал, сразу же, как только начали расползаться слухи про критическое недомогание государыни.

Так что по всему выходит, что теперь Остерман является должником Ушакова. И при таком союзе, обязательно чтобы тайном, можно очень много чего сделать. При возможности скинуть даже герцога Бирона.

Но и в другом направлении действовал Андрей Иванович. Он собирался как можно качественнее прикрыть тех заговорщиков, которых пусть и считал детьми, но эти дети начинали играть в очень опасные взрослые игры. Ну и обезопасить своего пасынка.

Ушаков был государственником. Он прекрасно понимал, что лучше нынешней государыни для Российской империи не найти. Она много совершает ошибок, но при ней уже есть примеры славных дел. И флот возрождает, и польскую войну выиграли, даже с немалым прибытком для себя. И сейчас, судя по тем данным, которые приходят из Крыма, война с турками может быть славной для России.

А вот потом, когда не старая, но крайне болезненная Анна Иоанновна умрёт, трон оставлять просто некому. И в Елизавете Петровне Ушаков видел ту же самую Анну Иоанновну. В меру разумную, во многом глупую, по-своему взбалмошную, но удобную, чтобы мудрые мужи, в том числе и сам Андрей Иванович Ушаков, вершили политику Российской империи.

— Так что выходит, Волынский всё же заговорщик? — спрашивала государыня, при этом пристально поглядывая на герцога. — Не ты ли, Эрнестушка, привёл ко мне Волынского? А все тогда говорили, что вор он и казнокрад, как тот светлейший князь Меньшиков.

Андрей Иванович Ушаков внутренне усмехнулся. Он и взял в плотную разработку Волынского во многом потому, что Артемия Петровича связывали дружеские отношения с Бироном. Именно герцог, чтобы показать себя не только немцем, но и тем, кто радеет за присутствие во власти русских, продвигал Волынского.

Глава Тайной канцелярии ещё какое-то время сомневался, стоит ли Волынского приносить в жертву. Артемий Петрович мог бы стать неплохой поддержкой для той же Елизаветы, когда преставится государыня. Но слишком уж Артемий Петрович был сам себе на уме и преизрядным гордецом. Вот гордыня его и сгубила.