Видимо, когда начались волнения, какая-то из банд выкосила охрану на закрытой территории «Рамеко», военного склада в районе менеджмента. Они затарились там не только экипировкой, но и оружием, заняли небольшой элитный посёлок на окраине и объявили территорию своей. Услышали стрельбу и рванули как есть, чтобы показать, что они могут. Полицейские уйдут, плюс к репутации, значит Расул — крепкий дипломат, завалят, плюс к репутации, с Расулом лучше не быковать, он может и застрелить. Если Расул сейчас уйдёт, Расул — плохой предводитель и быковатый лох, что этому самому Расулу не надо.

— Нам надо валить, тихо, в чащу. Сейчас такое начнётся, — Марк подхватил Карлу. — Странно, что здесь банда оказалась, территория не хлебная.

— О, не скажи, — Нора подхватила барменшу с другой стороны. — Сейчас, когда военные прижали всех в городе, разжиться своей базой — роскошь. Это Карлу не трогают, если фермеры начнут бастовать, жрать в перспективе будет нечего. Мой мотель уже сто процентов под себя подмяли какие-нибудь уроды.

Потом всё завертелось. Из кузова последнего джипа высунулся боевик с огромным раструбом тактического ракетного оружия. Весило оно точно целый центнер и вряд ли годилось для такого использования. Он закричал что-то на незнакомом наречии, и оружие изрыгнуло из себя шквал маленьких ракет. Они заметались, как осы, оставляя за собой белый шлейф, а потом роем устремились к транспортнику.

Жахнуло так, что все попадали, тяжёлую машину снесло назад, и она, вращаясь, начала падать. Дожидаться развития событий никто не стал, все побежали дальше, уходя дальше от опасной зоны. Отдышаться они смогли, только когда выбрались к дороге, ведущей на фермерские угодья.

— Байки жалко, — протянул Марк, уже порядком привязавшийся к своему «Гатьеро».

— Жопы унесли, это главное, — Нора облегчённо выдохнула. — Зря мы, конечно, на дороге пасёмся, встретим патруль, пиздой накроет заново.

— Может, позвонить кому, кто сможет нас без лишнего палева забрать? — предложила Эм.

Карла набрала Симеона, мать его, Роджерса, через три часа они уже тряслись в кузове фургона и разговаривали, пытаясь понять, что всё это значило.

¬-…Йо, братья и сёстры, это «Серый квартал», и мы первые, кто может легально вести радиопередачу в Стронгтауне. Это, типа, большая честь, и прочая лабуда. Ваще улёт, как вояки нам это разрешили. Вы меня ещё не знаете, я, типа, голубь с веткой мира. Бля-я-ядь, какая охеренная тема. Я Ти Джей Рок в прямом, сука, эфире.

— Слышь, еблан, не выражайся в эфире.

— А, точняк. Ну, типа, слушайте и услышьте. Парни, которые передачи вели на этом канале, зажмурились. Оба. Они ваще военных не слушали, торчали тут на синтетике, пургу гнали. Их и зажмурили.

— Да поняли уже все (второй голос был явно раздражён). Ты хоть школу закончил? Словарный запас, как у попугая.

— Не, западло было. Я, типа, четыре класса винтом барыжил, а потом меня легавые в этот, отстойник свой закинули. В банду попал и теперь я крутой. Типа, я — дитя улиц (гордо и с вызовом).

— Дитя сраного аборта. Они не могли кого-нибудь поумнее прислать?

— Чё сразу поумнее (первый голос возмутился). Я не тупой.

— Тогда читай с панели и не выёживайся.

— В-че-ра, в две-над-цать ча-сов в цент-ре…

— Пошёл от микрофона (звук борьбы, матершина второго голоса). Чтобы я тебя в студии не видел больше. Ведущим он себя решил попробовать. Пока мы не можем подобрать, с вами Хоук Вилсон, сержант второго отряда «Витреско» в прямом эфире. Вчера в двенадцать часов ноль минут в центре Стронгтауна выступил мэр города с обращением к гражданам…

Роджерс поискал другие станции и остановился на «Релиджн».

— …много несправедливости. Вы думаете, что вы знаете замысел Господень, открою тайну, его не знает никто, кроме Господа нашего. Вершить правосудие собственными руками — страшный грех. Для этого нам дана власть, законом обличённая и только её длани могут отделить преступника от невинного. Только они могут дать нам ту опору и защиту…

— Сим, выруби ты эту дрянь, — не выдержала Карла. — Дай немного подумать без этой мозголомки.

— Н-не, Карла, — Симеон жутко гундосил, от чего слова на слух воспринимались очень тяжело, его соломенные волосы выбивались из-под кепки цвета хаки из-за чего он был похож на слегка располневшее чучело. — Я не хочу. Кто, как не Господь даст нам утешение в эти смутные времена? И потом, вашу трескотню скучно слушать, а ехать ещё часа три.

— Крутила я твоё утешение на болту, — беззлобно ответила та. — Переключи тогда куда-нибудь.

— Эт-то можно, дорогуша.

Дальше они ехали уже под кантри, засыпая на ходу после пережитого, Марк обнимал Амэтэрэзу и только сейчас начал ощущать то, насколько они были близки к провалу.