* * *

Кузиной Сигурда Эриковича оказалась очень деловитая, энергичная на первый взгляд кхазадка: коротко стриженная, в очках с золотой оправой, в строгом костюмчике, она действительно походила на директрису. Гутцайт сидел с ней за столом и подливал ей коньяк в кофе лошадиными дозами.

Честно говоря, я сомневался в этичности того, что собираюсь сделать. Вмешиваться в сознание другого человека… Но ведь в двух случаях я смог помочь! Я ведь не собирался, грубо говоря, жечь книги и ломать полки! И с Ароновичем, и с Митрофанушкой все получилось культурно, почему бы и здесь не попробовать?

Тем более, даже кофе с коньяком и местные божественные сочни эту дамочку не радовали. За очками можно было разглядеть мешки под глазами, а губы постоянно складывались в жесткую линию. Даже руки она в кулаки сжимала под столом, хватая при этом большой палец всей ладонью. У тетеньки и вправду были проблемы…

— Ингрида, — Сигурд Эрикович придвинул к ней вазочку с абрикосовым вареньем. — А вот попробуй, какую вкуснятину Эрика сделала, а? На тебя смотреть больно!

— Сиги, братик… — она встала из-за стола. — Огромное тебе спасибо, ты так стараешься… А я все про эту проверку думаю. Они отчетность по внебюджетному финансированию затребовали, а у меня там конь не валялся. Буду иметь бледный вид! И зачем я в отпуск ушла?

— Давай, поднимемся с тобой наверх, приляжешь, отдохнешь… У тебя все равно обратный билет только послезавтра. Спи, кушай, потом в парк с тобой сходим на белок смотреть — они у нас там такие наглые, ты не представляешь, орехи прямо из рук вырывают! — Гутцайт взял ее за плечи и повел наверх, и, улучив момент, обернулся и подмигнул мне.

Похоже, коньяк работал. Они поднимались по лестнице, а я решил еще некоторое время посидеть тут. Тем более, от цыпленка-табака, который мне подали на этот раз, осталась еще ровно половина. И я ее ел! Дурак я, что ли, цыпленка недоеденным бросать? Один цыпленок — одна порция! И гранатовый сок в нагрузку.

Когда Гутцайт спустился, я уже вытирал губы салфеткой.

— Слушай, помоги ей, а? — попросил меня ресторатор-реставратор. — Ну, чтобы она не дергалась так сильно. Она на самом деле «имеет бледный вид», понимаешь? Совсем запарилась с этой проверкой. Ингрида — педагог от Бога и директор что надо, просто… Ну, потеряла искру. Как-то бумаги все эти, суета, неурядицы — все это ее притомило, понимаешь? Может, если бы она радость от работы опять почувствовала, оно бы и…

— Я понял, — на самом деле я вправду понял, и даже представлял себе, что попытаюсь сделать. — Договор подготовили, как я и просил?

— Йа-йа, — кивнул Гутцайт. — На оказание услуг по консультированию по поводу личного библиотечного фонда.

— Отлично. Сумму прописали? — я заглянул в бумагу и увидел там две цифры: «по факту» и «по итогу оценки качества выполненных работ».

Обе меня впечатлили. А Сигурд Эрикович сказал:

— Это ж сестра моя. Мне для нее ничего не жалко, смекаешь? Кроме семьи у нас, Михаил, по факту нет ни хрена, такое дело… У нас папашки — родные братья. Мой — артефактор, гравер, реставратор, ювелир. А ее — поп!

— Как — поп? — удивился я. — А… Ну да. Если может быть эльф — настоятель собора в Архангельске, то почему не может быть поп-кхазад?

— Именно! — улыбнулся Сигурд Эрикович. — Давай, подписывай — и иди работай.

* * *

Коньяк сработал или уютная обстановка Творческого дома — Ингрида Клаусовна Гутцайт, взрослая солидная женщина и целый директор, спала на бархатном диванчике подложив ладошки под щеку. И над головой у нее я видел дверь — большую, деревянную, с отшлифованной прикосновениями множества детских ладошек ручкой. Над дверью размещалась яркая надпись «Добро пожаловать!».

Мне ничего не стоило просто взять — и открыть ее. И… И тут я увидел архив!

Очень классный, ухоженный, замечательный архив, где разноцветные папочки-скоросшиватели, полиэтиленовые файлики с распечатками. Всё пронумеровано, все подписано, все — по полочкам.

— Ну, молодец она! — я развел руками, стоя посреди всего этого великолепия. — Что тут вообще исправлять-то? Что с ней не так?

Ну, то есть, я примерно представлял, что можно попробовать сделать, конечно… Но для этого мне нужно было убедиться в своих подозрениях, и я стал гулять по архиву и разглядывать полки. Как я понял, самое значимое и востребованное, то, чем каждодневно занята голова — вот это все у каждого из моих пациентов, да и у меня тоже — оно располагалось на уровне глаз. То, что затерлось, потеряло яркость и актуальность — скапливалось на нижних полках. То, что хотелось отложить, пережить, подзабыть — это все хранилось на антресолях. И у Ингриды Клаусовны все самые важные полки (на уровне её глаз, не моих, она ведь кхазадка!) — были забиты всякой дичью.

Аккуратные и красивые папки, набитые замечательными распечатками, назывались «Список документации», Список табличек", «Список отчетов», «Список списков»! А еще — «Подготовка к проверке по ТБ», «Подготовка к проверке по ПБ», «Проверка по ПДД», «Проверка по СанПин», и самое зловещее «КРУ»! Что такое это КРУ, я не знаю, но папка была черной и толстенной. А еще тут, на уровне глаз, можно было увидеть «Жалобы», «Сплетни», «Сверхурочные», «Земские выборы», «СОП», и почему-то «Средства по уходу за собачьей шерстью».