Осип Мандельштам. Сочинения
вернуться

Мандельштам Осип Эмильевич
Шрифт:

***

Помоги, Господь, эту ночь прожить, Я за жизнь боюсь, за твою рабу... В Петербурге жить - словно спать в гробу.

Январь 1931

***

После полуночи сердце ворует Прямо из рук запрещенную тишь. Тихо живет - хорошо озорует, Любишь - не любишь: ни с чем не сравнишь... Любишь - не любишь, поймешь - не поймаешь. Не потому ль, как подкидыш, молчишь, Что пополуночи сердце пирует, Взяв на прикус серебристую мышь?

Март 1931

***

Ночь на дворе. Барская лжа: После меня хоть потоп. Что же потом? Хрип горожан И толкотня в гардероб. Бал-маскарад. Век-волкодав. Так затверди ж назубок: Шапку в рукав, шапкой в рукав - И да хранит тебя Бог.

Март 1931

***

Ma voix aigre et fausse...

P. Verlaine
Я скажу тебе с последней Прямотой: Все лишь бредни - шерри-бренди,- Ангел мой. Там, где эллину сияла Красота, Мне из черных дыр зияла Срамота. Греки сбондили Елену По волнам, Ну, а мне - соленой пеной По губам. По губам меня помажет Пустота, Строгий кукиш мне покажет Нищета. Ой ли, так ли, дуй ли, вей ли - Все равно; Ангел Мэри, пей коктейли, Дуй вино. Я скажу тебе с последней Прямотой: Все лишь бредни - шерри-бренди,- Ангел мой.

2 марта 1931

***

Колют ресницы. В груди прикипела слеза. Чую без страху, что будет и будет гроза. Кто-то чудной меня что-то торопит забыть. Душно - и все-таки до смерти хочется жить. С нар приподнявшись на первый раздавшийся звук, Дико и сонно еще озираясь вокруг, Так вот бушлатник шершавую песню поет В час, как полоской заря над острогом встает.

2 марта 1931

***

За гремучую доблесть грядущих веков, За высокое племя людей,- Я лишился и чаши на пире отцов, И веселья, и чести своей. Мне на плечи кидается век-волкодав, Но не волк я по крови своей: Запихай меня лучше, как шапку, в рукав Жаркой шубы сибирских степей... Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы, Ни кровавых костей в колесе; Чтоб сияли всю ночь голубые песцы Мне в своей первобытной красе. Уведи меня в ночь, где течет Енисей И сосна до звезды достает, Потому что не волк я по крови своей И меня только равный убьет.

17 - 18 марта 1931, конец 1935

***

Жил Александр Герцевич, Еврейский музыкант,- Он Шуберта наверчивал, Как чистый бриллиант. И всласть, с утра до вечера, Заученную вхруст, Одну сонату вечную Играл он наизусть... Что, Александр Герцевич, На улице темно? Брось, Александр Сердцевич,- Чего там? Все равно! Пускай там итальяночка, Покуда снег хрустит, На узеньких на саночках За Шубертом летит: Нам с музыкой-голубою Не страшно умереть, Там хоть вороньей шубою На вешалке висеть... Все, Александр Герцевич, Заверчено давно. Брось, Александр Скерцевич. Чего там! Все равно!

27 марта 1931

***

Нет, не спрятаться мне от великой муры За извозчичью спину - Москву, Я трамвайная вишенка страшной поры И не знаю, зачем я живу. Мы с тобою поедем на "А" и на "Б" Посмотреть, кто скорее умрет, А она то сжимается, как воробей, То растет, как воздушный пирог. И едва успевает грозить из угла - Ты как хочешь, а я не рискну! У кого под перчаткой не хватит тепла, Чтоб объездить всю курву Москву.

Апрель 1931

Неправда

Я с дымящей лучиной вхожу К шестипалой неправде в избу: – Дай-ка я на тебя погляжу, Ведь лежать мне в сосновом гробу. А она мне соленых грибков Вынимает в горшке из-под нар, А она из ребячьих пупков Подает мне горячий отвар. – Захочу,- говорит,- дам еще...- Ну, а я не дышу, сам не рад. Шасть к порогу - куда там - в плечо Уцепилась и тащит назад. Вошь да глушь у нее, тишь да мша,- Полуспаленка, полутюрьма... – Ничего, хороша, хороша... Я и сам ведь такой же, кума.