Например, при множителе +2 IND превращалось в сокращение KPF, а при множителе -3 — в FKA. Несмотря на то что эксперты совместили свою систему как с русским, так и с английским алфавитом, они даже с помощью своих компьютеров не смогли получить новые комбинации, которые имели бы смысл или называли бы отправителя по имени.

Полагая, что за убийством Арно Шлезингера и покушением на профессора Гропиуса стоит одно и то же лицо, в УУП на Майлингер-штрассе специалисты выдали оперативный анализ дела. Аналитика по имени Мьювис, эксперта-криминалиста, на счету у которого было много спасенных жизней, коллеги подозревали в дейтероскопии [9] . Это пошло с тех пор, как два года назад он смог настолько точно описать и предсказать поведение одного маньяка, которого безуспешно искали уже три месяца, что через несколько дней потрошителя схватили. Тогда Мьювис смог воспользоваться базой данных VICLAS, которая содержит сведения по всем насильникам, убийцам и рецидивистам. В настоящем случае эта база данных сообщила об отсутствии информации. Подобные случаи до сих пор не встречались в криминальной практике.

И специальная комиссия Вольфа Инграма, заседавшая на Байер-штрассе, блуждала в потемках. Поиски иголки в стоге сена были сущим пустяком по сравнению с розысками роковой компании посылочной торговли и ее водителя, о котором было известно только то, что он высок, худ и носит серый или синий комбинезон (совершенно бесполезные приметы). Единственную возможность как-то продвинуться в расследовании Инграм видел в проработке личных контактов Фелиции Шлезингер и профессора Гропиуса.

После первых допросов у руководителя специальной комиссии сложилось впечатление, что Гропиус был чрезвычайно заинтересован в прояснении обстоятельств этого дела, в то время как поведение Фелиции Шлезингер говорило, скорее, о некоторой скрытности и отчужденности. Казалось, что она ничего не желала знать о том, кто все-таки убил ее мужа. В этом свете подозрение сфокусировалось в меньшей степени на сотрудничающем профессоре и в большей степени на замкнутой вдове. Инграм распорядился, чтобы за ее домом у Тегернзее велось круглосуточное наблюдение.

Что касается Гропиуса, то покушение на его жизнь зафиксировалось у него в памяти намного позднее самого происшествия. Намного большее впечатление, которое оставил ему этот богатый на события день, на него произвело неожиданное проявление чувственности у Фелиции. Он так и не смог понять, что же на самом деле пряталось за этой страстью: настоящее желание или облегчение после казавшейся неминуемой, но в итоге отступившей смерти. Его голова была полна темных мыслей, для настоящих чувств там, увы, не осталось места. С момента их первой встречи он держал себя с Фелицией со сдержанностью сельского священника и видел в ней только товарища по несчастью. Даже несмотря на то что ее привлекательная внешность не оставляла его совсем уж равнодушным, он был далек от мысли всерьез думать о ней и тем более желать ее.

И все же, несмотря на все это, на них обрушилась такая лавина чувств. Мысль об этом и занимала Гропиуса весь следующий день, пожалуй, даже больше, чем та причина, которая свела их вместе, и те обстоятельства, которые подтолкнули их к этой недолгой, но страстной близости. Сам он колебался между раскаянием за то, что позволил этому случиться, и робким признанием того факта, что ему очень понравилось обнимать ее.

Конечно, эта непредвиденная оплошность, если можно так выразиться, только усугубляла их и без того шаткое положение и была весьма нежелательна, поскольку с момента допроса Гропиус знал, что он постоянно находится под наблюдением. Безусловно, шпионы Инграма видели их пьющими шампанское в отеле и думали только о том, какие из этого сделать выводы. В такие моменты, как этот, Гропиус умел находить в проигрышной ситуации не только отрицательное, но и позитивное. Он даже думал об игре в кошки-мышки со своими преследователями и строил планы, как бы посильнее озадачить этих людей. Но потом он все же возвращался к реальности и его начинало заботить то, что скандал с трансплантацией может длиться очень долго и это будет препятствовать возвращению в клинику или даже сделает его вообще невозможным.

Гропиус был тем человеком, который не любил пускать дело на самотек, совсем нет, когда речь шла о его средствах к существованию. А на кону стояли именно они! Он не знал, что между тем его персоной занимались сразу в четырех разных местах. Он также не видел никакой связи между операцией и взрывом, несмотря на то что ему было абсолютно ясно, что этот двойной инцидент едва ли был случайностью.

От Фелиции Гропиус узнал, что она сообщила полиции далеко не все, что могло иметь значение для прояснения обстоятельств дела. Она умолчала о десяти миллионах евро на швейцарском счете, и это показалось Гропиусу вполне понятным по причине грабительских налоговых отчислений, которые ей пришлось бы выплачивать, поступи она иначе. Но то, что она ничего не рассказала о двойной жизни Шлезингера, Гропиус не смог для себя объяснить и не одобрял. В этом он видел ключ к разгадке тайны.

Напрасно Гропиус пытался отыскать связь между той информацией, которую он получил от Фелиции, и ходом расследования: он никак не мог найти кончик нити, потянув за которую можно было бы размотать весь клубок. После целого дня интенсивных размышлений он должен был признать, что не продвинулся в своих предположениях ни на шаг.

Уже наступил вечер, когда Гропиус отложил листы со всевозможными заметками и схемами в сторону, и тут позвонила Рита. Эта девушка всегда была под рукой, когда в ней нуждались, а это был как раз такой вечер.

Она пришла к Гропиусу в темном костюме, юбка которого была неприлично коротка. На ногах у нее были черные сапоги. Она сообщила, что Меркурий и Венера как раз находятся в какой-то конъюнкции, которая очень благотворно влияет на секс. За это они выпили великолепного бароло.

Неизбежно разговор скатился на тему настроений в клинике, и Рита болтала об этом без остановки. Главврач доктор Фихте, судя по слухам, уже подал заявление, чтобы занять место Гропиуса, хотя никто не говорил, что вакансия открыта.

Фихте? Именно Фихте? Гропиус считал, что Фихте на его стороне. Он знал обстоятельства, которые привели Гропиуса к вынужденному отпуску, лучше, чем кто-либо другой. И кроме того, он лучше всех знал, что смерть Шлезингера была обусловлена причинами криминального характера и тем самым находилась вне зоны его ответственности.

— Ну, брось, Грегор, это же только слухи. Может, на деле все совсем не так, — сказала Рита, когда увидела, как резко изменилось выражение его лица. Она уже пожалела, что вообще начала рассказывать, о чем болтают в клинике. Ей следовало бы догадаться, что он этому не обрадуется. В любом случае вечер, который начался так томно, теперь подошел к концу.