Вообще-то Гарик как раз был тем самым другом, которому можно было сказать все. Но сейчас Бобу не хотелось этого делать. Он обязательно скажет ему, но потом.

К тому же у Вовы из головы никак не шли слова байкера – что рано или поздно найдутся люди, которым захочется воспользоваться его способностью. Он также вспомнил об убийстве, которое так или иначе совершил. Не то чтобы Боб верил в бога – верить-то все верят, а вот верует не каждый. Он прекрасно понимал разницу между тем и другим, и просто верил, что существуют какие-то силы, которые могут влиять на его судьбу. Причем, как Боб себе однажды уяснил, количество мелких и крупных неприятностей (равно как и хороших ситуаций) прямо пропорционально тому, что он когда-либо натворил.

И эти мысли не покидали его, он постоянно об этом думал. Как Боб полагал, все то, что приготовил для него Яныч, было просто детским лепетом по сравнению с тем, что его поджидало. И как раз именно таким видел его Гарик – чем-то явно обеспокоенным, нахмуренным, как будто с бодуна.

– Уж не приключилось ли с тобой чего в дороге, приятель?

– Э-э-э… а что, так похоже?

– Честно говоря, выглядишь ты паршиво. На редкость, я бы сказал.

– Гаря, можно попросить тебя об одной вещи?

– Все, что угодно. Разумеется, окромя коттеджей и иномарок с девочками из "Плейбоя".

– Вот сейчас закончится перерыв, и мы еще успеем покурить. А потом будет семинар по истории, к которому я совершенно не готов…

– И чего?

– … а потом мы поедем ко мне домой. Мы будем пить чай, я буду очень много говорить, а ты обещай мне, что просто будешь мне верить – и все.

– Ты говоришь как гарный хлопец из фильма ужасов, который кому-то про вампиров втирает.

– Все только дома, ладно? Ничего про дорогу не спрашивай, пожалуйста…

Гарик смотрел на Боба, словно пытаясь прочитать его мысли. Последняя фраза скорее напоминала мольбу, а не просьбу. Игорь проглотил остатки "Колы", дожевал хот-дог и приподнялся со своего места:

– Пошли курить.

Он чем-то напоминал Пушкина – на его голове произрастало изрядное количество курчавых волос. Но особой гордостью Петра Петровича были огромные мохнатые бакенбарды. На самом деле он прекрасно знал, на кого он, преподаватель истории в техническом вузе, похож. И догадывался, как окрестили его студенты. Петр Петрович был одним из тех преподавателей, которым во время лекции или семинара не сиделось на месте – он почему-то бродил взад-вперед по маленькой аудитории, измеряя ее своими шагами.

– Итак, господа хорошие, сегодня мы рассматриваем все факты, которые привели нашу страну к Великой Отечественной войне. Надеюсь, все готовы – впрочем, те, кто был на лекции, знают, о чем я говорю, – он очень любил монологи. – Верно я говорю, Самохвалов?

– Совершенно верно, Петр Петрович, – Боб был спокоен, как никогда. Он моментально настроился на его поток, и с ходу понял, в чем дело.

А дело было в том, что на лекции его не было (да и не могло быть). И что Пушкин собирается его спрашивать, и уверен в том, что он ничего не знает – хочет устроить маленькую показушку, что-то вроде шоу. Дабы другим неповадно было.

– Ну так когда, господин Самохвалов, был заключен заключен советско-германский договор о дружбе и границах?

– Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, двадцать восьмого сентября тридцать девятого года. Тогда еще Сталин писал: "Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленный кровью, имеет все основания быть длительной и прочной".

"Черт, он как будто мысли читает. Неужели успел подготовиться? Погоняю-ка я его по войне…", – подумал Петр Петрович.

– Ну хорошо, – сказал он. Скажи-ка мне, сколько по времени продолжалась оборона Сталинграда?

– Так вы же сами сказали – мы рассматриваем факты, которые привели СССР к войне…

– Ну а все-таки? Ответишь – ставлю пять, и можешь на занятиях вообще не появляться – зачет тебе обеспечен.

– Проще пареной репы. Четыре месяца – с семнадцатого июля по восемнадцатое ноября сорок второго года.

Такого поворота событий Петр Петрович явно не ожидал. Он стал спрашивать у Боба различные даты, так или иначе связанные с Великой Отечественной – тот отвечал и не запинался. И неудивительно, потому что все эти даты были у преподавателя в голове. А значит, и у Боба тоже.

– Т-т-так… ставлю тебе зачет, и чтобы больше я тебя тут не видел… рассеянно пробормотал Петр Петрович. – Придешь на зачетной неделе…

Сорок минут спустя Боб и Гарик сидели, по обыкновению, на кухне и пускали в разные стороны струйки дыма. Вова не совсем понимал, как ему это объяснить нельзя же просто так взять и выпалить: "Гарик, старина, ты знаешь – я тут мысли читаю. Да-да, не смейся, аккурат после того, как повстречал HЛО. А потом мне пришлось убить маньяка-педераста, но я должен был, понимаешь, мочить таких надо и вообще…"