Шрифт:
Но как художник может нам помочь в суде?
— Только не говорите, Анатолий Васильевич, что собираетесь организовать наш побег, — прошептал я.
— Нет, ни в коем случае, — помотал головой он. — Я — честный человек. Поэтому желаю, чтобы всё решилось согласно закону. Как только мне рассказали, что вас закрыли в участке из-за подозрения в некромантии, я сразу же ринулся сюда.
— Возможно, вы ещё не в курсе, господин Шацкий, — усмехнулся я, — но против меня даже мои коллеги пошли. Они искренне убеждены, что я — некромант, а не лекарь. Так скажите, почему же вы так уверены в обратном?
— Если не учитывать тот факт, что вы лично исцелили меня от недуга? — усмехнулся он. — Я видел, что происходило на той тропе. И я поклянусь перед судом о том, что говорю только правду. Дам магическую клятву. И расскажу, что видел.
— На той тропе? — удивился я. — Так вы были неподалёку от места моей битвы?
— Был, — кивнул он. — А что вас удивляет? Вы забыли, где располагается моя мастерская?
Точно… А ведь прямо в том лесу, ровно у окраины Хопёрска, Шацкий пишет свои картины. Мне уже приходилось там бывать, но под гнётом лихорадки и желания спасти Серёжу, я совсем об этом забыл.
— Вы можете на меня рассчитывать, Алексей Александрович, — уверил меня Шацкий. — Поверьте, в Хопёрске уже насчитывается много людей, которые оценили ваш профессионализм по достоинству. Кто бы ни пошёл против вас, знайте — вы не один.
— Довольно! — вмешался городовой. — Как я и сказал — пять минут, не больше.
— Я приду на суд, — сказал мне на прощание Шацкий. — Подумайте, господин Мечников. Какие ещё есть доказательства вашей невиновности. Мы вытащим вас отсюда.
После этого Шацкого увели. Приход художника стал для меня большой неожиданностью. Мне доводилось встречаться с благодарными пациентами в прошлой жизни. Некоторые приносили обычные подарки в виде варенья или коньяка. А другие обещали помочь с любыми проблемами, которые пересекутся с их профессиональной сферой. Юристы, политики, другие медики.
Но здесь, в этом мире, в Хопёрске… Такое произошло впервые. Не ожидал, что нам на выручку придёт художник.
Проблема только в том, что мою невиновность доказать возможно, поскольку я на самом деле не имею ничего общего с предъявляемыми мне обвинениями. А вот что делать с Олегом? Его состояние опьянения запрещённым зельем уже констатировали.
Стоп. Или нет? И могут ли вообще в этом мире констатировать подобное, не увидев лично, как человек употребляет подобный отвар? Лабораторных анализаторов-то здесь пока что нет!
— Дядь, мне нужно с тобой серьёзно поговорить, — произнёс я, когда городовой вернулся в свою комнату.
— Я уже догадался, о чём ты хочешь поговорить, — вздохнул он. — Прими мой совет, племянник. Доверься своему знакомому. Выберись отсюда, а обо мне забудь. Доказать мою невиновность уже не получится.
— О пристрастии к зельям мы с тобой позже ещё поговорим, — строго сказал я. — Но я не могу оставить Катю и Серёжу без главы семьи. Поэтому ответь на мои вопросы. Это важно.
— Ладно, — пожал плечами он и подошёл к решётке, чтобы видеть моё лицо. — Спрашивай.
— Почему ты думаешь, что твоё состояние уже не оспорить? — спросил я. — Городовые как-то это проверили? Тебя осматривал лекарь? Писал своё заключение?
— Э… Нет, — после короткой паузы ответил дядя. — Просто местной полиции уже известно, чем я увлекался в прошлом. Когда я попытался отбиться от них и воспротивиться аресту, они спросили, пил ли я эти зелья.
— И что ты ответил?
— Да в порыве ярости крикнул, мол… «Да! И что с того?!», — признался Олег.
— То есть, они установили этот факт с твоих слов? — уточнил я. — Ну и додумался же ты ляпнуть!
— Да ты представляешь, как я переживал в тот момент? Я был готов убить кого угодно, лишь бы спасти сына! — воскликнул дядя.
— Ладно, только не кричи, — шикнул я. — Ты пойми, я ж тебя прекрасно понимаю. Просто моя задача — вытащить нас обоих.
— А как ты теперь это сделаешь? — хмыкнул он. — Я уже признался во всём. Хоть и не специально. Меня не оправдать.
— Подожди, не спеши, — попросил его я. — Лучше послушай, как нам лучше всего поступить. На суде ты скажешь, что сказал это из-за нахлынувших эмоций. Другими словами, солгал. Хотел спасти сына, а потом был готов навредить даже сам себе. Лучшая ложь содержит в себе частичку правды. Понимаешь, о чём я?
— И ты думаешь, что это сработает? — с сомнением спросил Олег. — Ох, и не уверен же я в этом, племянник.
— Смотри, у тебя всего одно нарушение. Но отбрехаться от него мы можем. Со мной всё куда сложнее. Придётся собрать воедино все улики.
— А если лекаря приведут? Одного из твоих коллег? — спросил дядя. — Кораблёв меня из принципа завалит. После того как я ему вчера морду набил…
Чёрт! А ведь это тоже будет использовано в суде. Уж этот факт мы никак не оспорим. Кораблёва избили при свидетелях. В его собственной амбулатории.