Следом появилась Валерия. Её высокую фигуру портил помятый костюм. На порванном рукаве виднелись следы грязи и чего-то бурого. Губы девушки искривились в презрительной усмешке, а в глазах плескалась плохо скрываемая ярость.

— Барон Магинский, — процедила она, растягивая слова, словно делала одолжение. — Вы ещё живы?

Благо опыт прошлой жизни помогал держать лицо. Меня сейчас хоть помоями обливай — побоку. Есть только одна цель: они должны вернуться за решётку. Если сегодня меня ещё раз навестят… В памяти сразу всплыла картина разгромленного особняка и окровавленного Жоры.

— Приветствую, — кивнул, разглядывая их, как музейные экспонаты. — Устало выглядите, да и костюмчик подпорчен. По кустам, что ли, лазили? — сделал вид, что принюхиваюсь. — Точно, у моего особняка такая хорошая малина растёт. А вы её воровали, получается? Как низко… — покачал головой с притворным сожалением. — Хотя чего ещё ждать от столичных. У нас даже простолюдины так бы не опозорились.

Удар по лицу пришёл молниеносно. Валерия двигалась, как змея. Мою голову мотнуло в сторону, во рту появился металлический привкус. Сука, больно!

Перед глазами вспыхнули звёзды, словно фейерверк в праздник. У твари поставленный удар, но… я ожидал большего. Хорошо, что успел прокусить губу. Кровь потекла эффектно, капая на белоснежный воротник рубашки.

Девушка снова замахнулась, кольца на пальцах блеснули в солнечном свете, но её руку перехватил Горбачёв. Лейтенант действовал с неожиданной для его состояния скоростью.

— Стоять! — рявкнул он так, что часовые у входа вздрогнули. — Семён Владимирович, — повернулся к ставленнику императора, и в его голосе зазвенела сталь. — Я начинаю склоняться к версии о нападении на Магинского. Что эта дамочка себе позволяет? Женщина на территории Службы безопасности империи бросается на мужчину, да ещё и земельного аристократа!

И тут появился он. Валентин «Козлов» собственной персоной. Чёрный костюм в тонкую полоску помят, словно его жевала собака. На рукаве — частицы паутины, и она разъела ткань.

От былой напыщенности не осталось и следа. Глазки бегают, как у нашкодившего кота, и они то и дело возвращались к испорченному наряду.

— Жаль… — улыбнулся я, разглядывая пятна и мелкие дыры на его пиджаке. — Такой костюм испортили. Наверное, в столице портные получше наших будут. Хотя… — сделал вид, что присматриваюсь. — Или нет? Что-то шовчик пошёл, подкладка торчит.

— Павел Александрович, — в его глазах полыхнула ярость, а пальцы сжались в кулаки так, что побелели костяшки. На шее вздулась вена, придавая холёному лицу что-то звериное.

— Признаюсь честно, ожидал большего, — разочарованно покачал я головой, словно учитель, отчитывающий нерадивого ученика. — Столько пафоса, гонора… А я стою здесь живой и относительно здоровый, пока вы, как последние проходимцы, выходите из тюрьмы. Так ещё и вам помогают, — бросил насмешливый взгляд на Запашного. — Нужно будет написать в столицу, рассказать о ваших успехах. Как думаете, оценят?

Валентин дёрнулся, словно от удара. Его лицо исказилось, превращаясь в маску ярости. Ну, давай же, урод! Действуй! Но, кроме скрипа зубов и мысленного обещания жуткой смерти, я ничего не добился.

Запашный только открыл рот, собираясь что-то сказать, как воздух загустел. Мне в живот прилетел водяной шар. Удар был такой силы, словно пушечное ядро врезалось… Валерия всё-таки сорвалась.

Ух… Спиной впечатался в дверь, да так, что петли жалобно скрипнули. Дыхание перехватило, но губы сами растянулись в улыбке. Баба не сдержалась, значит, я на больное надавил. Такие люди, как они, слишком трепетно относятся к своей репутации.

Сполз по двери, оставляя на ней мокрый след, и сел. В голове уже прокручивал, как использовать эту ситуацию. Теперь у Горбачёва будет больше оснований для задержания. Осталось только дожать…

Лейтенант выхватил револьвер — ствол блеснул воронёной сталью. Хлопок! Пуля завязла в каменной стене, выросшей перед Валерией. А сзади Горбачёва уже держал за плечо пижон. Он тоже сорвался. Ещё бы, какие-то провинциалы, грязь, ничтожества посмели напасть на его подстилку!

— Схватить! — заорал Горбачёв, и его голос эхом прокатился по площади.

Из дверей высыпали люди в форме, щёлкнули затворы ружей. Стволы уставились на гостей из столицы. Все замерли, как в немой сцене из театра. Я продолжал изображать побитого аристократа, хотя внутри всё пело от радости.

Уродов скрутили — руки за спину, наручники щёлкнули. Пижон открыл рот, но тут же захлопнул. А вот сучка разошлась: проклятия и угрозы сыпались, как горох из дырявого мешка. И всё это при свидетелях.

— Семён Владимирович, — Горбачёв развернулся к ставленнику, его лицо побагровело от гнева. — Теперь я всё видел сам. Они точно не выйдут. Свяжусь со столицей и лично доложу кому следует. Это беспредел какой-то! — лейтенант сорвался на крик. — Приезжают и думают, что тут нет власти императора?! И вы их поддерживаете?