Я посеменила на кухню. Надеюсь, сухая трава хоть немного будет напоминать чай. Ладно, пусть не чёрный, хотя бы зелёный. Открыла ларчик и разочаровано вздохнула — нет, не чай. Но на вкус оказалось вполне приятно, особенно с мёдом. — Вернёмся к нашей проблеме, — сказал граф, зачерпнув ложечкой мёд. — Я хочу и должен убедиться, насколько ты готова к самостоятельной жизни. Итак! Он съел мёд и торжественно поднял ложечку вверх. Ах, граф, голубчик, любите вы, однако, позёрство. Сюда бы ещё спецэффектов добавить. Молнию, например, или нимб над его сиятельной головой. — Ты поселишься в самом дальнем доме, на краю села. Обычно таких домов несколько — никто не хочет жить на окраине, ты выберешь самый последний. — А если в нём крыша протекает? Или полы провалены? Или нет никаких нужных построек? Бани, курятника, — во мне взыграла хозяйская жилка. Граф кивнул и на минуту задумался. — Хорошо, скоро зима, я не хочу, чтобы ты замёрзла. Кстати, как опекун я выделю тебе делянку для заготовки дров. Спасибо, обрадовал. Кто их пилить будет? Колоть, складывать? Пожадничал готовых, что ли? — Приданое, выделенное дедом, ты можешь забрать с собой. Но! Это всё имущество, что у тебя есть. Возможно, дед даст тебе ещё что-то, скотину, например, или птицу. Возражать я не буду. Благодетель. Что дальше? — Тебе надо показать, что ты, Ульна, дочь крестьянина, сможешь прожить одна, без мужа и посторонней безвозмездной помощи. Я понятно излагаю? Куда яснее. Пекас, например, не сможет заготовить мне дрова. И никто не сможет, если я не заплачу денег. Но ведь у меня есть приданое, там красивые вещи, можно будет что-нибудь продать. — И сколько, ваше сиятельство, я должна продержаться на таких условиях? Месяц? Два? Может, испытание закончится до зимы, и тогда необходимость в дровах отпадёт сама собой. Хотя… Не факт, что деду позволят пустить меня в дом. — Два мало, — уверенно заявил граф, засовывая в рот ещё ложку мёда.

Хватит сладкое лопать, вы тут что, про кариес не слышали? — Два месяца ты продержишься легко — у нас народ милосердный, добрый, жалостливый. Два месяца убогую покормят. Особенно женщины — те, хоть и незаметно, но буду еду подкидывать. Свекровь мою несостоявшуюся ты не знаешь! Если она и подкинет мне еду, то только с крысиным ядом. Сейчас она, наверное, ищет своему подсвинку новую жертву и радуется, что я не стала её невесткой. — Год, — сказал граф. — Год ты должна прожить самостоятельно. За это время не только не истратить приданое, но и приумножить. Много не требую — главное, чтобы ты могла без проблем одеть и прокормить себя. Согласна? — У меня есть выбор? — Есть. Поменять самостоятельность на год в моей конюшне. Конюхом тебя возьму, будешь первая девка-конюх, — веселился граф. К твоей придурочной лошадке, которая мне недавно чуть голову не отгрызла? Нет уж, лучше я сама побарахтаюсь. Я отрицательно покачала головой: — Нет. Граф неожиданно смутился. Мне показалось, или ему стало неловко? Да ладно, у нашего сиятельства проснулась совесть? Ну, лучше поздно, чем никогда — Я тебя дразнил, — признался граф Венсан. — Не самый красивый поступок с моей стороны, учитывая, что мы не ровня. Ты — всего лишь крестьянская девушка, хоть и очень необычная. Я — граф и владелец этих земель. Это извинение было? Если да, то какое-то обидное. Ладно, не стану я переживать из-за всяких глупостей. Мне дали свободу на год — я должна ей воспользоваться. Стоп! А что потом? — Ваше сиятельство, что со мной будет, если я выполню условие? — Я объявлю тебя моей свободной, и больше никто не позволит себе смотреть на тебя с усмешкой. Если вдруг кто-то пожелает на тебе жениться — теперь я знаю, что в жизни бывают необъяснимые факты, я дам своё согласи и приданое. — А я? Я смогу отказаться?

— Сможешь. Если выполнишь условия. Если нет, то вариантов развития событий два. Первое — ты выходишь замуж за своего жениха, если он пожелает тебя взять и будет на тот момент свободен от брачных уз. Если нет — я сам найду тебе мужа. Это называется — из огня да в полымя. Спасибо, граф, порадовал. Я, значит, тебя лечу, кормлю, а ты меня — опять, как кобылу на верёвочке. Я вспомнила Савву и слёзы высохли. Нет уж, женишок, не для тебя Феня ягодку растила! Хворостиной и чем не попадя. — Снимите ленту, — я протянула к графу правую руку. — Ещё ничего не известно — вдруг ты всё-таки выйдешь замуж за своего жениха. Через год. — Привяжите новую, дело нехитрое. Граф подумал, покачал головой, улыбнулся каким-то своим мыслям и дотронулся пальцем до ленты. Яркая алая полоса упала на пол. Я подняла её, дёрнула за концы — лента легко разорвалась на две части.

В охотничьем доме мы с графом прожили три дня. Он чувствовал себя значительно лучше и уверял, что выздоровление идёт семимильными шагами.

— Видите, у меня уже есть возможность заработать на жизнь, — обрадовалась я. — Могу оказывать первую помощь. Лечить не возьмусь, но помочь в нужный момент — запросто. Как бы ни презирали меня люди, приспичит — сами прибегут.

Граф помрачнел. Вздохнул, вероятно, подыскивая нужные слова, чтобы объяснить глупенькой мне элементарные вещи.

— Впрочем, крестьяне действительно этого не знают. Откуда бы? — сам себе сказал граф.

Он повернулся ко мне:

— Ульна, ты не можешь лечить людей. Более того — если ты рискнёшь, инициатива будет не просто наказуема, а жестоко наказуема.

— Почему? Что плохого в том, что смогу помочь?

— Дар исцеления очень редкий и бывает исключительно у людей благородного происхождения. Преимущественно у мужчин, крайне редко — у женщин. Из этих людей получаются лекари, но только из единиц. Остальные занимаются целительством в своей семье и среди самых-самых близких, кому могут доверять. Они этого не афишируют, чтобы не перебивать практику лекарям, не наживать себе врагов среди них. К тому же мало кому понравится, что к нему в любое время суток может обратиться страждущий пациент.

— Среди крестьян не бывает людей с даром? Никогда? — удивилась я.

— Крайне редко, раз-два в столетие. Возможно, их больше, но они тоже скрывают свои знания. Если начнёшь пользоваться своими возможностями, даже я не смогу тебе помочь. Тебя заберут во дворец. У короля два придворных лекаря, оба они ещё живы только потому, что равны в искусстве составления ядов.

— Не понимаю, при чём тут я. Скромная, тихая крестьянка, которая ни на что не претендует.

— С той минуты, как ты встанешь на ступеньку лестницы, ведущей во дворец, жить тебе останется не больше пары месяцев. Не знаю, от чего ты умрёшь — от внезапной простуды, бледной немощи или несварения желудка. Тебя отравят, Ульна.

— Лекарям не нужны конкуренты? — догадалась я. — Поэтому мало кто готов объявить себя настолько одарённым, чтобы лечить людей.

Граф грустно кивнул. Но это же безобразие просто! Люди, имеющие потрясающие способности, не могут помогать другим людям, потому что бояться за свою жизнь.

— А во дворец — это обязательно?

— Для благородных — нет. Они сами делают свой выбор. Но ты крестьянка. Ульна, тебя никто не спросит.

— Вы можете меня не отпустить, — предложила я в поисках лазейки.

Граф отрицательно покачал головой и поднял к глаза к потолку.

Понятно, граф хоть и граф, но кто он такой, чтобы менять порядки, установленные столетиями. Наверное, когда-то их придумали благородные, чтобы держать в узде простолюдинов и не давать им просочиться в свои ряды. Потом один из жрецов объявил этот порядок желанием великих богов, а боги не стали возражать.

Я смотрю, они тут вообще мирскими делами не слишком напрягаются.

— Ничего, придумаю другое дело, — проворчала я.