— Это слишком ужасно. Слишком жестоко.

— Вполне в духе Спящей красавицы, — сумрачно ответили мне, из темноты выступил Арман.

— Так нельзя, — прошептала я растеряно. — Сжечь старую женщину — слишком жестоко… Может, она просто сумасшедшая?

— Вряд ли. Мне кажется, я узнал её спутницу, Кару. Мы встречались тридцать лет назад и… Кара совершенно не изменилась.

— В смысле…

— Не постарела. Совсем.

— Вы думаете, её тоже заколдовали? — невольно поёжилась я.

Арман вздохнул, снял дублет и укутал меня:

— Холодно. Вы хотите вернуться на бал?

— Нет, не особо.

— Пойдёмте тогда на кухню, найдём что-нибудь перекусить и выпить?

И мы пошли на кухню. Гарм поскакал за нами, ловя пастью снежинки. По дороге напал на двух галок, вспугнул их и, счастливый и гордый своей победой, помчался по чёрной лестнице за нами вниз, на кухню.

Мы не стали зажигать свет, сели за стол, Арман нашёл какую-то дичь, палку колбасы, хлеб, сыр и вино. И фрукты. Порезал, налил мне и себе вина. Мы чокнулись.

— За любовь, — вздохнула я. — Пусть она победит.

— Ну её на… насовсем, — выдохнул Арман и выпил.

Я тоже глотнула и почувствовала, как по венам побежало тепло. Гарм поставил мне лапки на колени и тяфкнул. Отрезав кусочек колбаски, я бросила ему.

— Кара была служанкой принцессы Шиповничек, — проговорил Арман минут через десять тишины. — И она была феей.

— Настоящей? — не поверила я.

— Король Анри назвал её феей. А Шиповничек назвала себя тринадцатой феей.

Интересно, а Аврора тоже волшебница?

Мы помолчали. Я медленно пила вино, Гарм обнаружил какую-то мокрицу, загнал её под стол и звонко лаял, как будто требовал, чтобы она вернулась.

— Ты знаешь что-нибудь про бессмертного? — спросила я. — Про кого говорила гадалка? Семеро чёрных это точно вороны, кто такие четверо белых? Откуда она вообще про воронов знает?

— Соврала?

— Она сказала: позови через зеркало, а Гарм, я клянусь тебе, прыгнул в зеркало и вернулся! Тут что-то не так. И Эйдэн говорил, что видел Ничто, разрушающее мир своими глазами.

— Солгал?

— У него отец умер там! А каган убил дочь Эйдэна за якобы трусость. Нет, о таком не лгут.

Я решительно поднялась:

— Ты знаешь, где тут темница? Мне нужно поговорить с бабушкой.

— В Эрталии знал, а тут…

— Тяф!

Гарм бросился на выход, а нам осталось лишь следовать за ним. Может, мой пёсик тоже заколдован? Ведь комнату Спящей Красавицы нашёл именно он? Хотя нет, не может быть: я ж его совсем щенком подобрала, выкупив из рук жестокосердного жестянщика, который хотел Гарма утопить. Маленького, ещё не открывшего глаз щенка.

Мы миновали коридоры, вышли в черешневый сад, потом из замковых стен, обошли и увидели одиноко дремлющего стражника у двери, наполовину ушедшей в землю.

— И что мы ему скажем? — неуверенно уточнила я.

Может, сказать, что мы по приказу Авроры?

Арман положил руку на эфес шпаги, но я удержала его:

— Не надо. Вдруг ранишь? Он же не вино…

— Р-рав! — Гарм вылетел прямо на стражника, в пушистом полёте цапнул его за нос, приземлился на две ноги, помахал хвостом и задорно выкрикнул: — Тяф!

— Ах ты!

Дальше было так некультурно, что я сразу прикрыла уши. Стражник ринулся на пёсика. Гарм отскочил, повернулся хвостом и помахал им. Почему-то это выглядело просто ужасно обидно. Укушенный взвыл, ударил алебардой по месту, где миг назад находился пёсик. Гарм запрыгнул ему на плечо, спрыгнул за спиной и снова тяфкнул. Я бросилась было спасать его, но Арман схватил меня, зажал рот ладонью и буквально втиснул в стену, закрыв своей спиной.

— Ах ты тварюга! — вопил стражник.

Его голос всё удалялся. Я осторожно выглянула и увидела, что пострадавший бегает кругами, от то убегающего, то замирающего на месте Гарма, не замечая, что покидает пост.

— Пора, — шепнул Арман, сделал шаг, но тут стражник обернулся, и мы снова замерли, едва дыша.

— Вот же, тварь…

Укушенный задумался. Гарм подскочил прямо к его ноге, задрал лапку…

Под рёв взбешённого стражника мы юркнули за тяжёлую дверь, запертую лишь на щеколду: новых замков не успели ещё повесить. Десять ступенек вниз, три шага по коридору и вот она — темница.