Некрасивая, с лошадиной физиономией, капризная, Катарина Юлиана, браковала всех женихов подряд. Ее уже отчаялись выдать замуж, хотя ее старшая сестра уже несколько лет была счастлива в браке. И тут ей приглянулся смазливый юнец, младше ее на 10 лет! Мать была счастлива сбыть сокровище с рук, даже за, фактически, нищего, бездомного аристократа. Давала в своем крошечном герцогстве неплохой замок с угодьями, отрывая его от и так небольшого наследства сына. Таким образом, семейство Фридриха обретало собственную крышу над головой, и могло жить не из милости властей Соединенных провинций, а в своем доме. Всего-то следовало жениться на капризной старой деве. Но 15-летний юнец разрушил все планы. Он категорически жениться не желал. И пригрозить ему было нечем. Что мог отец? Пригрозить лишить звания наследника? Так наследовать было нечего. Заключить в темницу? И темницы не было! Проклясть, так брак со старой уродиной, обладающей отменным здоровьем, и непереносимым характером, страшнее! Так что скромное жилище бывшего курфюрста уже неделю сотрясалось от скандала!

— Почему я должен объяснять тебе простые вещи! Мы обязаны дать твоей матери достойное существование! Она дочь короля! Доверившая свою жизнь мне, несмотря на мое скромное положение.

— Вот ты и обеспечивал бы. Ты решил прихватить корону, разругался с императором, продул битву, которую многие считают, мог выиграть, если бы проявил чуть больше стойкости. Лишился своего и нашего, кстати, родового гнезда, а исправлять должен я? Женившись на пугале на 10 лет меня старше! С дурным характером и лошадиной физиономией? К тому же моей теткой!.За что? За твои, отец, ошибки?

— Мы семья! Мы должны обеспечить твоей матери достойное существование!

— Ты, ты потерял, ты и обеспечивай! Причем здесь я? Ты меня и так лишил всего. Имени, наследства, жилья! Хочешь лишить последнего, свободы?

— Надо чем-то жертвовать ради семьи!

— Вот и жертвуй! Гордостью! Кинься в ноги императору, признай ошибки, проси простить, вернуть Пфальц! Я уверен, он ждет именно этого! Нет, нам гордость не позволяет! А жертвовать сыном, ради никчемного куска земли и развалины, именующейся замком, пожалуйста! Мое последнее слово — нет!

— Ты понимаешь, что мы живем в этом городе только благодаря тому, что я внук Вильгельма Оранского! А мать этой девицы его дочь! Захоти она, и нас выкинут отсюда! Куда мы пойдем?

— Твоя мать, наша бабушка, тоже дочка Вильгельма. Так что не выкинут!

— Значит так. Три дня на размышления. Или ты женишься, или я выгоняю тебя из семьи. Объявлю внезапно умершим! Катался на лодке и утонул! Вода холодная, не выплыл. Понял? Я не стану рисковать последним убежищем ради мальчишки, не желающего помочь матери! Скажу, был согласен, хотели уже приехать, и вот, утонул! Несчастье!

— То есть, вы мне советуете утопиться, что бы избежать брака? Я запомню. И возьму на вооружение, — последовала последняя угроза сына. Он хлопнул дверью и вылетел вон.

Генрих-Фредерик имел свои планы на жизнь. Он планировал получить хорошее образование, поступить в недавно основанный Лейденский университет, а потом уже решить — чему посвятить себя, военной карьере, или государственной, попытаться получить обратно Пфальц, даже ценой смены вероисповедания, для отвода глаз. Его восхищала фраза короля Франции, Генриха IV — «Париж стоит мессы»! Он тоже считал, что ради освобождения родного Пфальца можно и веру на время сменить, а потом, когда Габсбургам станет не до Пфальца, стать обратно кальвинистом. Он свободно говорил на трех языках, причем, все были ему почти родные. В Пфальце, расположенном между Францией и Германскими княжествами, в ходу были, как французский, так и немецкий, ему специально наняли двух нянек, француженку и немку. К шести годам он уже свободно говорил на обоих языках.

Потом, после потери Пфальца, его воспитанием занималась мать — англичанка, точнее, шотландка с чисто английским воспитанием. Но, что бы дети не забывали родные языки, родители наняли преподавателей, как немцев, так и французов. Так что писать и читать он умел на всех трех языках. И на голландском. Ну, и конечно, обязательная в Европе латынь. Потом, будучи уже старше, он решил изучить итальянский, мечтая посетить Италию. В Лейденском университете он хотел изучить поглубже математику и историю, делая упор на историю знаменитых войн. Конечно, основы он знал, и алгебру, и геометрию, но для стратега была важна и тригонометрия. У него уже подобралась компания друзей, которые ждали только минимального возраста для поступления — 15-ти лет. А наиболее близкий друг, Вильгельм Фредерик, Вилли, из Оранского дома, внучатый племянник Вильгельма Оранского, внук его младшего брата, старше Генриха Фредерика на год, даже перенес поездку в Лейден, что бы поступить вместе.

Сейчас, выскочив из дома, который они занимали в Гааге, Фредди, как его обычно звали друзья, брел по улице, решая, что ему делать. Запланированное поступление в университет становилось невозможным. Подслушанный разговор матери с отцом полностью перечеркивал его планы. Мать убеждала отца отстать от сына, дать ему жить своей жизнью, и не заставлять брать в жены свою двоюродную тетку, старше него. Отец упрямо стоял на своем.

— «Так же, как при сражении на Белой горе! Мать убеждала его, что не все потеряно, надо к утру перегруппировать свои силы и нанести удар по имперцам, не ожидающим действий от разбитых чехов. Отец не слушал, твердил, что все пропало и надо бежать, пока их не схватили».

Фредди было уже шесть, и он прекрасно все понимал. Потом, став старше, он пересмотрел план сражения и понял, что да, шанс был, но отец предпочел бегство и потерю всего! Так и сейчас, в ответ на уверения матери, что им не нужен никакой замок тем более, ценой счастья старшего сына, отец упорствовал и заявлял, что если Хайнрих не пойдет в храм добровольно, то он его или напоит, или подольет восточного снадобья, временно лишающего человека всякого соображения. И отдаст приказ оттащить в храм в бессознательном состоянии. Все, тупик. Из дома надо бежать. Иного выхода нет.