Некоторых из раненых расположили по домам за стенами «кремля», благо они находились не так далеко. Сказать, что нашему визиту удивились — ничего не сказать. Едва заметив меня в воротах, домочадцы сгибаясь в поклонах наперебой предлагали мне взвару, квасу, пирогов, отобедать и всё в подобном ключе. Я вежливо, но твердо отбивалась от навязчивого гостеприимства, и осмотрев подопечных и дав указания по дальнейшему лечению, спешила уйти. Однако многие люди продолжали идти за мной, и когда я с помощницами добралась до рынка, это превратилось в настоящую процессию. Мысленно ухмыльнувшись своей внезапной популярности, решила расспросить о её причинах после возвращения домой. К сожалению, я не могла просто спрятаться в стенах «кремля»: пока кухню не приведут в надлежащий вид, мне нужны были продукты, которые можно было бы употреблять в готовом виде. я планировала купить побольше зелени и овощей, готовый хлеб, разного сыра и побольше масла для мыла. Лада и Ятага уверенно вели меня сквозь рыночные ряды, подсказывая, где лучше купить тот или иной товар. Оказалось, что здесь в ходу уже используют деньги: серебряные и медные монеты. К счастью, Лада прихватила из моих сундуков кожаный кошель с местной валютой. Я же о его наличии в моих вещах и вовсе не догадывалась. В итоге мы купили всё, что было необходимо, ещё я взяла обрезок грубой льняной ткани на тряпки для уборки и несколько пар грубых кожаных перчаток — мне они нужны были для уборки, поскольку я боялась испортить свои руки и руки своих помощниц.

Неожиданно я нашла на этом рынке я нашла и кухарку. Мне понравился сыр у одной из торговок, я купила сразу пару головок. А когда мы отошли от прилавка, Ятага шепнула, что женщина, торгующая сырами — вдова, а недавно у неё умерла последняя корова и скоро она ей нечем будет торговать. Недолго думая, немного присмотревшись к женщине, я решила нанять её на кухню. Несмотря на то, что моё предложение её немало удивило, она сразу же согласилась. Женщину звали Лёля, у неё был сын десятилетнего возраста. После смерти мужа (он сгорел вместе с домом несколько лет назад) она жила у сестры, выручая деньги с продажи коровьего молока и сыра. Но теперь ей не на что было кормить себя и сына, потому что корова умерла. Я распрощалась с ней, сказав прийти в мой терем сегодня вечером с сыном и вещами.

Что ж, надеюсь одной проблемой стало меньше.

Когда мы проходили вдоль рыночной площади моё внимание привлек шум около деревянного настила.

— Вот и «лобное место», — подумала я, и уже вслух спросила у Ятаги, — Что происходит?

Я ничего не видела за толпой, которая окружила место, только, что на возвышении стоит несколько человек.

Лада, пообещав узнать, что там происходит, пошла в толпу, но быстро вернулась:

— Староста пытается рассудить мясника с его женой. Она обвиняет его в измене.

Я улыбнулась, житейские проблемы одинаковы во всех мирах.

Однако то, что потом сказала, Лада, мне совсем не понравилось.

— Она говорит, что он изменил ей с пленной рабыней. Девчонку наверняка высекут.

Девушка проговорила это ровно, будто подобное случается здесь каждый день. Черт, а ведь здесь насилие — обыденное дело.

Наверное, мне не стоило вмешиваться, но и смотреть на несправедливость я тоже не собиралась. Передав корзины девушкам, пошла в толпу, которая расступалась передо мной аки море перед Моисеем.

Сложно сказать каким образом горожане определяли во мне княжескую жену. Вероятно, причина крылась в платке, который покрывал мою голову. Но так или иначе, никто не мешал мне идти к подмосткам. Передо мной развернулась неприятная картина: посередине стоял худощавый седой мужчина средних лет, по надменному взгляду которого я сразу признала в нем местного судью. Рядом стояла пара некрасивая коренастая средних лет, при этом женщина держала мужчину за волосы, принуждая того согнуться до её уровня. Но больше всего меня привлекла фигура девушки-подростка, сидящей на коленях, уткнувшись лбом в деревянный настил. Её взгляд затравленно переводил взгляд от пары к «судье», волосы были растрепаны и, судя по кровяным корочкам, местами вырваны. Лицо от грязи невозможно было разглядеть. От одного только вида её хрупкой фигуры сжималось сердце, а осознание, что она судя по всему ещё и стала жертвой насилия заставляло кровь вскипать от злости. Я сама недавно пережила изнасилование и так и не отправилась морально. Что уж говорить о таком ребёнке…

— Староста! — мой голос раздался над рыночной площадью, — что здесь происходит?

Каждое слово я не столько проговаривала, сколько рявкала как старшина на провинившихся новобранцев.

От моего окрика глаза у «местного судьи» сначала расширились до размеров пятирублевой монеты, а после быстро забегали.

Заикаясь, он проговорил:

— С-с-семейное разбирательство, княгиня. Эта женщина обвиняет м-мужа в измене… — и тотчас ткнул пальцем в «рогоносицу», надеясь перевести мое внимание на неё. Но не на ту напал.

— А эта девочка что тут делает? — прищурив глаза спросила я.

— Так он… с ней… — замялся староста.

— Девочка, — я специально подчёркивала это слово, — скажи, ты соблазнила этого женатого мужчину?

Девчонка безумно уставилась на меня. на краткий миг я испугалась, что она безумна.

— Нет, княгиня, — услышала я тихий ответ, — он затащил меня в сарай, потом в амбар, потом ещё раз и ещё…

Она прикрыла глаза и замолчала.

Я метнула взгляд на насильника. Женщина больше не держала того за волосы и он упал на колени:

— Пощади, княгиня.

Я ничего не знала об уголовном и любом другом праве этого времени. Всё, чем я могла руководствоваться — моя совесть. А она никогда не отличалась особой гуманностью.

— Тридцать плетей ему. Если подобное повториться ещё раз, оскопить.

По площади прокатился легкий гомон голосов, удивленные восклицания и причитания женщин.

На секунду я засомневалась в том, что могу самолично вершить правосудие, поэтому спросила как можно громче:

— Есть ли кто-то не согласный с моим решением?