Шрифт:
— Тебе не кажется, что ты сейчас не те вопросы задаёшь? — в тон мне ответил он.
— Нет, Роман, не кажется. Почему? Мы уже выиграли это дело! За каким дьяволом нужно было сливать его в унитаз, прикрываясь идиотскими байками про конфликт интересов и прочую чушь?
— Потому что мы не можем себе позволить, чтобы стажёры, даже столь многообещающие, как ты, вели себя подобным образом, — произнёс знакомый голос у меня за спиной.
Ещё до того, как я обернулся, понял, кого именно увижу. Павел Лазарев зашёл в кабинет своего сына, но и не подумал о том, чтобы прикрыть за собой дверь.
— Роман, будь добр, оставь нас.
Я даже не удивился, когда его сын молча встал и вышел из кабинета. Почему-то именно в этот момент мне это показалось абсолютно правильным, хотя и неприятным.
Мы остались наедине, но Лазарев не торопился с объяснениями. Вместо этого он стоял передо мной и молчал.
Жаль, что я не мог сейчас прощупать его эмоции. Мне бы очень хотелось понять, о чём именно он сейчас думает. Очень бы хотелось. Но такой возможности не имелось. Да и за своим лицом он следил настолько хорошо, что понять по его выражению что-либо было просто невозможно.
А потому мне пришлось сделать первый шаг.
— Зачем?
— Затем, что фирма не может позволить себе конфликт интересов, — ответил Павел Лазарев.
— Какой к чёрту конфликт интересов? Где он тут может быть? Мы помогли этой девушке, а теперь…
— Теперь она получит справедливую компенсацию со стороны частного фонда, — продолжил за меня Лазарев. — Достаточно большую, чтобы Елизавета Котова больше ни в чём не нуждалась. Также Сергей Меркулов покинет пост директора «Пути» и более не будет контактировать со своими воспитанниками. На этом данное дело будет закрыто.
— То есть, когда они не смогли продавить меня, они позвонили лично вам, так?
Ответ был ясен как день. Даже Павел Лазарев, будучи владельцем этой компании, не имел прямых полномочий для того, чтобы обнулить или прекратить дело до его передачи в уголовную плоскость, так как это могло быть расценено как прямое вмешательство.
Эта прерогатива находилась в ведомстве юриста, который его вёл. А вёл его именно Роман Лазарев, даже несмотря на то, что этим делом занимались мы с Настей. В данной ситуации мы выступали не более чем его доверенными лицами, которые притворяли в жизнь ЕГО решения.
По крайней мере, именно так и должно было быть в реальности. Кому какое дело, что мы сами вели этот процесс. Нам дали временные полномочия на самостоятельную работу? Дали. И точно так же, как их дали, их могли и забрать.
И я почему-то абсолютно не сомневался в том, что наши с Настей разрешения на самостоялку уже были аннулированы.
— С Романом связались адвокаты, представляющие Меркулова, и сделали предложение. В свете открывшихся фактов я предположил, что это будет наилучшее решение с точки зрения текущих обстоятельств.
— Каких обстоятельств?
— Сам посмотри, — сказал он, после чего передал мне конверт.
Внутри лежали фотографии. Явно сделанные на хороший объектив, они снимали широкие окна знакомого мне здания. Слишком знакомого. Впрочем, само по себе оно мало кого могло заинтересовать.
Куда любопытнее то, какая картина открывалась на этих снимках.
— Это какая-то тупая шутка? — спросил я, подняв глаза на Лазарева.
— Нет. Боюсь, что это весьма неприятное развитие событий, — произнес он, и, кажется, в его голосе прозвучало сожаление. — Мы получили эти снимки сегодня утром.
На первой фотографии через панорамное окно было хорошо видно, как я стою с Лизой в номере отеля, который сам же и снял для неё. Следующая фотография. На мне другой костюм. Мы сидим на её кровати и что-то обсуждаем. Следующая. Она обнимает меня за шею…
Это был сегодняшний снимок. Я как раз завёз Елизавету в отель перед тем, как ехать на работу. В тот момент она уже отошла от всего произошедшего и наконец смогла поверить в то, что всё действительно закончится. Она была счастлива. Настолько, что сама меня обняла.
В этом поступке не было какой-то сексуальности. Просто искренняя благодарность, выраженная в секундной физической близости. Я-то знал, что в тот момент она плакала, уткнувшись носом мне в плечо.
Но сейчас… Какая, к чёрту, разница, как обстоят дела на самом деле? Важно не то, что ты можешь доказать, а то, как ты представишь это в суде.
Я поднял голову и посмотрел на Лазарева.
— Я с ней не спал.
— Я тебе верю, Александр, — участливо произнес он. — Но сам факт того, что на этих фотографиях вы вместе в весьма… провокационной обстановке, он говорит сам за себя. Как видишь, всё это выглядит не слишком хорошо.