Шрифт:
А вот бородатый коротышка, в отличие от моего братца, казалось, упивался болью, скрючившись в позе эмбриона на залитом кровью снегу и подвывая не хуже собаки Баскервилей.
С трудом заставив гнома перевернуться на спину и хотя бы ненадолго отнять руки от лица, я быстро промокнул рану скомканным бинтом и бегло осмотрел повреждения. М-да уж, в том, что Вдырко не помрёт, Тимон был абсолютно прав. Но и «чутком» такую рану не назовёшь. Глубокий порез прошёл от переносицы почти до уха, ровнёхонько через правый глаз, безвозвратно теперь потерянный. И без зашивания не обойтись — местами, вон, даже кость видна. Шрам после заживления останется знатный.
— Что тут у вас? — подошёл к нам Киян Бережко. — Помощь не нужна ли?
С остальными господин купец не побежал. То ли решил, что не по силам ему такие забеги, то ли посчитал, что не по чину. Всё же уважаемый коммерсант, а не служилый рядовой какой-нибудь.
— Да не лезь ты опять руками-то! — прикрикнул я на Вдырко. — Занесёшь заразу, считай кранты тебе. Вот, прижми пока покрепче, — подсунул ему наспех сварганенный из бинтов тампон. Поднял взгляд на Кияна: — Помоги, уважаемый, довести комиссар-поручика до бронехода. Там я ему и рану получше обработаю, и швы наложу. Тимон, ты как, доковыляешь без меня?
Тимон, естественно, кивнул и самостоятельно отправился к «Каракурту». Зато пузана-тайногвардейца мы с Кияном еле оторвали от земли. Ноги едва держали гнома, пришлось практически волочь болезного до бронехода навесу, ухватив с двух сторон под мышки. Ну а чтобы поднять непрестанно скулящее тело на борт, понадобилось ещё и нашего мехвода Златопупа подключать к процессу. Еле управились.
Внутри «Каракурта», к немалому моему удивлению, обнаружился поручик Скряжко. Причём в ошалелом и изрядно помятом состоянии: лицо превратилось в сплошную отёчную гематому, нос и губы разбиты, одежда растрёпана и забрызгана кровью. Сбежавший каптенармус, где-то всё же найденный, отловленный, уже явно подвергся активному допросу и сидел теперь на полу, пристёгнутый наручниками к стальной опоре кресла зенитчика.
— Ты нахрена его сюда припёр? — возмутился я. — И так места мало.
— Давай-ка повежливее, поручик, — недобро зыркнул на меня уцелевшим глазом Вдырко. — Не твоё, значится, дело, на кого я какие виды имею.
Из раны на лице, как гном ни старался прижимать бинты, кровь продолжала сочиться, стекая по рыжей бороде, закапывая кожаный плащ говнюка. Видок он сейчас имел ничуть не лучше, чем каптенармус.
— Так и помощь тебе оказывать не моё дело, — огрызнулся я. — Мне ж велено шпионку отлавливать. А тобой пусть уж тогда кто другой занимается. Вон, Златопуп, к примеру.
— Ты, брат, это, вон, брось, — тут же переобулся гном, сменив интонацию и вернув мне статус родственника, — не дело товарищей в беде бросать. На то ты и военмед, значится. Давай, вон, спасай мне глаз и от боли уже что-нибудь дай. Терзает она меня нещадно.
— Помощь я тебе окажу, но с глазом, увы, можешь попрощаться, — обломал я коротышку. — Лучше скажи, какого лешего ты сюда приехал и облаву нам сорвал?
— Это как, значится, попрощаться?! — возмутился Вдырко, пропустив мой вопрос мимо ушей.
— Так и значится, что вытек он, — я залез в свой медицинский чемоданчик и зашарил в поисках маленького стерильного бокса с иглами и шовным материалом. — Да где же он? Недавно ведь видел. Златопуп, добавь хоть света, что ли. Не вижу ничего. Кто рылся в моём чемодане? Что за беспорядок такой?
— Как же я, вон, без глаза-то? — Вдырко всё никак не желал принимать свою потерю как данность. — Как же я, значится, с одним-то? Ты это брось, брат, мне с одним никак нельзя!
— Да хоть бросай, хоть нет. Ага, вот он, — я радостно выудил из бардака в чемодане искомый бокс. — У меня тут не клиника и не склад. Где я тебе запасной глаз найду?
— Так, может, взять у кого? — воодушевился вдруг Вдырко и заозирался. — Да хоть, вон, у этого. Всё одно ему недолго осталось.
Он ткнул пальцем в сторону Скряжко. Даже сильно набухшие на лице синяки не смогли скрыть испуганно вытаращенных глаз каптенармуса. Тот, похоже, решил, что я действительно сейчас сделаю его глазным донором и займусь трансплантацией. Заскрёб по полу ногами, пытаясь забиться в щель между остовом кресла и силовым агрегатом бронехода.
— Придумал тоже, — я снял пальто и, вывернув его наизнанку, накинул на одно из сидений. Поверх расстелил чистую салфетку и принялся выкладывать на неё всё необходимое. — Да будь я даже офтальмологом и светилом хирургии, не взялся бы за такую операцию, да ещё в подобных условиях. Это ж всё-таки глаз, а не… — я прикинул, с чем можно было бы сравнить сложность такой операции, но так ничего и не придумал. — В общем, забудь. У нас тут и без глаза есть, чем заняться. На вот, обезболивающую пилюлю проглоти. Сейчас я тебе рану заштопаю. Если будешь её после правильно обрабатывать, заживёт, как на собаке. Станешь с повязкой ходить, как предбригадир Перегода. И шрамом перед барышнями столичными хвастать. Все красотки твоими будут.
— Да к троглу пусть катятся твои красотки! — вспыхнул Вдырко. — И не смей, значится, меня с собакой ровнять!
— Да я и не ровняю. Как можно? — пожал я плечами, а про себя подумал, что нельзя собаку таким сравнением оскорблять. — Давай, садись поровнее и так, чтоб мне свету побольше было. Да не вертись.
— Ещё мне пилюлю дай. А лучше, вон, две, — протянул ко мне руку гном.
— Достаточно одной таблетки, — мотнул я головой. — Она и без того вроде как сильная.
— Давай, значится, говорю!