Шрифт:
— Заливался соловьём? — коротко рассмеялся милорд Монский.
Это выражение, впервые им услышанное, Карла рассмешило, а вот мне не до смеха. Неужели на меня ещё и империя открыла охоту? Только их мне ещё не хватало. Впрочем, чего я хотел? Понятно, могучему магу спокойно жить не дадут. Только вот, граф Зенодский или те, кто за ним стоят, явно переоценили мои жажду власти, денег и знаний. Конечно, я согласен быть богатым и счастливым, и желание знать как можно больше меня съедает, но бросать ради этих благ приютивший меня род вовсе не собираюсь, во всяком случае в обозримом будущем. Насчёт дальнейшего не зарекаюсь.
Другой вопрос, устроит ли имперцев мой вчерашний намёк на нежелание к ним переезжать? Как говорится, оружие ведь чужим не бывает, а я сам по себе остро отточенный меч. Такой либо берут к себе на службу, либо каким-то образом стараются нейтрализовать, чтобы не доставался никому. Меня они не переманят, тогда что? Ох, бедная моя головушка, сколько всего на тебя свалилось.
Епископ Рональд, мой дорогой дядюшка, как-то сказал, что Юстиниан держит под контролем весь континент и протягивает щупальца на другие не столько с помощью своих многочисленных полков, сколько хитростью и коварством своей дипломатии. В ход идут подкуп, шантаж, грязные интриги, оговоры и политические убийства.
— Карл, пока рассказать особо нечего. — чёрт, как же неудобно в этих носилках. — Завтра мы на трибунах в одной ложе с сенатором, вот там он и облечёт все свои вчерашние намёки в конкретные предложения. Как понимаю, сегодня он ждёт подробное письмо с указаниями от принца Гнея, главы имперского правительства. Обсудим, но уже сейчас могу сказать, что мой ответ будет «нет».
— Так на что ответ-то, Степ?
— Завтра и узнаешь. — отмахиваюсь. — Пока сам не уяснил.
С бегством из-под стражи Джека Мстителя утихшая было крестьянская война вспыхнула с новой силой. Пусть и не в тех масштабах как в прошлом и позапрошлом годах, однако, у Ледайска были разгромлены сразу три роты королевской кавалерии и отряд графской дружины. Ума не приложу, как плохо вооружённый сброд без поддержки магов — пара-тройка отщепенцев не в счёт — могут побеждать части регулярной армии, пусть и сколоченные из новобранцев или выведенные с полей сражения на переформирование. Тут без талантов крестьянских вождей на одной лишь жажде мести быдла своим господам никак не обойтись. Быдла? Я что, начинаю уже рассуждать как заправский аристократ? А ведь так и есть.
Вспомнил о своём должнике милорде Джеке, увидев перед воротами прецептории, как в них въезжают телеги с находившимися на них в клетях измученными мужчинами и женщинами, явно пленёнными, об этом говорили рваные остатки лёгких кожаных доспехов на них. Зачем их к нам привезли? Так среди мятежников — знаю — кишмя кишат расплодившиеся еретики, культисты и идолопоклонники. Ну, это знакомо по истории родного мира, атаманы Стеньки Разина или Емельки Пугачёва крестились двумя перстами, ни во что не ставя официальную церковь. Вроде бы мелочь, кто сколько пальцев сжимает, но в религии ведь как, стоит отступить даже в такой малости, и не заметишь, когда начнёшь с бубном пляски танцевать.
Тот же вор-анафема Степан Разин утопил захваченную в полон молодую персидскую княжну не только потому, что братва оказалась недовольна, но и из-за того, что, дескать, Волга-Волга — мать родная, Волга — русская река, ты подарка не видала от донского казака. Типичное языческое жертвоприношение. Ага. Грянем, братцы, плясовую на помин её души. А то, что девчонка никакой княжной не являлась, скорее, дочка какого-нибудь иранского купца, чей корабль разбойники захватили, самого факта жестокого преступления не отменяет.
Так что, виконту Филиппу Бианскому, нашему главному инквизитору, предстоит много работы. И эти пленники — лишь начало. Жжёной человеческой плотью от пентагона прецептории теперь далеко по округе будет вонять. Хорошо, что меня уже здесь не будет. Надеюсь, сегодня с делами конклава будет покончено. Или завтра. Или послезавтра.
У нас тут три непримиримые партии сошлись, по числу кандидатов на должность казначея, и явного преимущества ни у одной. Я-то всё самое здесь интересное пропустил по уважительной причине — готовился к балам, затем участвовал в них. Ну, ничего. Выбираясь из носилок, вижу разгуливающую в сопровождении секретарши Борскую аббатису Веру, подругу мою, временную попутчицу. Вот она меня и просветит насчёт последних новостей.
— Да ладно! — не могу сдержать удивления, пропустив по лестнице её преподобие вперёд. — Он же старый, как, как не знаю кто. — вообще-то, как мамонт, но мамонты в прошлом Паргеи не водились. — Чудо, что прелат Аскольд смог до Рансбура добраться. Сколько ему лет? Восемьдесят?
— Насколько я знаю, восемьдесят три. — улыбается полуобернувшаяся аббатиса. — Да и не жалел себя в молодости совсем. Говорят, его даже из сана хотели исторгнуть, когда он прежнего герцога Воркского заставил сомневаться в верности своей жены. — ого, это уже второй прелюбодей из членов конклава, а про скольких я ещё не знаю? — Наш Аскольд тогда безвылазно в храме два года скрывался. но сейчас это всё дела давние. Что же касается старости, так потому его кандидатура и примирила всех наших непримиримых. Надеются, что в следующем году по новому придётся должность делить.
— Не дай Создатель. — расстраиваюсь. — Мне нынешних склок хватило.
— Так и произойдёт, скорее всего. Прелат очень болен, исцелялся много и часто, сейчас даже ты ему мало чем поможешь. От смерти по возрасту никакая магия не спасёт. — уже на площадке верхнего этажа Вера добавила: — Тебя прецептор уже дважды спрашивал. Иди сразу к нему.
Пришлось повернуть в другую от направления к залу сторону. Вспомнилось, как французский король Филипп Красивый запер в Авиньонской обители всех кардиналов и велел не выпускать их, пока не выберут из своих рядов нового папу. Те тоже вот так, как мои коллеги сейчас, решили схитрить и избрали понтификом самого старого и дряхлого из своих рядов, точнее, прикинувшимся таковым. А тот потом долгих двадцать лет возглавлял римскую католическую церковь, дольше, чем многие другие папы. Может и наш Аскольд из таких же? Больно уж у него глаза живые и хитрые. Ну, дай бог. Тогда следующий конклав пройдёт спокойней. Только до него нужно ещё дожить.