— За что простил? — я удивлённо вскинул брови. — За то, что мне пришлось покупать новое кресло?

— За то, что ты на него злишься он тебя простил, — уточнила Катя.

— Ты поужинал? — спросила мама. — Если что, Настя накроет тебе на стол.

— Не, мам, спасибо, — покачал я головой. — А вот чай я с вами попью. Тем более, что я увидел свои любимые кольца со сладкой творожной начинкой, мимо такого я пройти не могу.

— А как же эклеры? — удивилась мама.

— Эклеров я уже наелся, теперь кольца с творогом мой фаворит.

— Значит я угадал, когда их заказывал, — улыбнулся отец. — Не стой, садись, а то уже шея болит на тебя снизу-вверх смотреть. А ты чего такой задумчивый? Случилось что? Что-то не так со стройкой?

— Не поверишь, я туда даже не заехал.

— Да ладно! — отец удивился так, словно я сообщил, что Земля квадратная. — Говори, что случилось. Не просто так ты мимо будущей клиники просвистел не заглянув.

— Завтра в девять состоится заседание коллегии, — ответил я, наливая себе чай и стараясь придать себе спокойный вид. Да я и был спокоен, просто дискомфортно от этого всего. И, что естественно, нет стопроцентной уверенности в успехе предстоящего мероприятия.

— И что? — уточнил отец, поставив свою чашку на столик и приготовившись слушать мои объяснения на эту тему.

— Заседание посвящено теме открытия нового учебного заведения, в котором будут преподавать методику, однажды попавшую под запрет, а теперь снова всплывшую на поверхность из небытия, — сказал я и впился зубами в мягкое сладкое творожное кольцо. Должны же в жизни быть и приятные моменты.

— Так ведь я тебе вручил письмо от министерства, где они одобрили уже всё это, — возмутился отец. — Чего они ещё хотят? Или решение высшего органа для городской коллегии не указ?

— Не поверишь, я тоже мучаюсь этим вопросом, — хмыкнул я, доедая кольцо. — С самим Степаном Митрофановичем я на эту тему не говорил, мне звонил его секретарь. Он сказал, что босс был очень хмурым, когда давал задание позвонить мне и сообщить эту новость. Скорее всего Захарьин с Гаазом что-то придумали, чтобы тормознуть мой проект.

— С этих станется, — пробормотал отец себе под нос.

— Господи, ну почему им спокойно не спится и не работается? — отчаянно возмутилась мама, всплеснув руками. — Ведь всё в жизни есть. И слава, и деньги, и всеобщее уважение, которого больше только у самого Обухова, но на то он и главный лекарь. Так нет же, надо обязательно напакостить, стараясь укрепить свои позиции.

— Вот именно, — вставил своё слово отец. — Укрепить свои позиции. Они боятся, что с широким распространением этой методики они пошатнутся на своих пьедесталах, когда их перестанут боготворить и гораздо большее количество лекарей смогут делать то же, что и они.

— Какая глупость, — покачала головой мама.

— Это не глупость, — возразил отец. — Это основа глобальной стратегии. Ты думаешь почему этот метод затоптали в своё время? Ясное дело, что тут замешаны те, кто занимал высокие посты, пользовался успехом и боялся, что такие перемены сравняют их с массой других лекарей, достигнувших таких же высот и возможностей практически нахаляву и не обладая таким мощным ядром, как у них, высокородных.

— Везде и во всём эта дискриминация, — сказала мама и прижала ладони к вискам, словно у неё разболелась голова.

— На сём зиждется мир, — сказал отец и уставился на пылающие в камине поленья. Пантелеймон пару минут назад подложил новых, и они как раз разгорелись как следует.

— Ладно, прорвёмся, — махнул я рукой и потянулся ещё за одним кольцом. Будем заедать стресс. Благо излишки калорий на работе очень эффективно уходят.

— Я пойду завтра с тобой, — спокойно сказал отец.

— И я! — более эмоционально откликнулась мама.

— Нет, ты не пойдёшь, — сухо возразил ей отец.

— Это почему это? — вскинув брови возмутилась мама.

— Потому что ты будешь сильно волноваться и переживать, Саша будет это чувствовать и это будет выбивать его из колеи, а ему нужно спокойствие и уверенность.

— А ты прям будешь излучать там спокойствие и уверенность, да? — съязвила мама и нахмурилась. Похоже обиделась на него.

— Я умею контролировать внешнее проявление своих эмоций, а ты нет, — сухо ответил отец. И не надо обижаться, я ничего обидного тебе не сказал. Ты такая, какая ты есть, и мы все за это тебя любим.

— Пытаешься загладить то что наговорил? — сквозь зубы произнесла мама, уже не на шутку заводясь.

— Так, брейк! — сказал я, поднявшись со своего кресла и подняв руки, обратив их ладонями к родителям. — Не хватало ещё, чтобы вы здесь из-за меня поругались. Если вы и правда хотите пойти, я нисколько не возражаю. Мне приятно будет осознавать, что вы рядом. А какие у вас при этом эмоции будут, я скорее всего не оценю, мне будет просто не до этого. Главное соберитесь с силами и не встревайте в процесс, просто наблюдайте со стороны, я сам разберусь.