— Я сейчас не понял, Ярослав Антонович, — спросил он, протянув каждое слово, как жвачку. — Это что, действительно имело место?

— Это наглая ложь, ваше сиятельство! — выпалил Захарьин, быстро сменив гневное выражение лица на виновато-извиняющееся. — Да как вы могли поверить этому проходимцу? Я же лекарь, а не палач какой!

— В этом зале есть свидетели, что это имело место! — услышал я знакомый голос с галёрки.

Папа, ну зачем ты вмешиваешься? Договорились же, что вы будете молча наблюдать! Всё это я прокрутил в своей голове, но не произнёс ни слова, лишь закрыл глаза.

— Это наглая ложь! — воскликнул Захарьин. Он понял, что эту фразу выкрикнул с места мой отец и наверно уже составлял план жестокой мести.

— Не кричите, Ярослав Антонович, — с осуждением в голосе и довольно жёстко сказал человек из министерства. Теперь он смотрел на Захарьина не как на родственника или друга. — Сейчас мы во всём разберёмся.

Проверяющий уже не выглядел спокойным и расслабленным. В глазах горел огонь, и он размышлял на кого его обрушить. На своего родственника, который может вести себя настолько неподобающе, или на человека, который возможно хочет оболгать невиновного, чтобы защитить меня.

— И когда-то, что упомянул только что Александр Петрович имело место? — спросил он, обращаясь к моему отцу. — Вы встаньте, чтобы мы вас видели.

— Этот инцидент произошёл, когда экзаменовали моего сына, — сказал отец, встав в полный рост и с гордым выражением лица глядя на проверяющего. — Когда решался вопрос, может ли он заниматься лечением или нет.

— Очень интересно, — ухмыльнулся проверяющий. — А почему встал такой вопрос, что пришлось устроить переэкзаменовку работающему лекарю?

Человек из министерства сначала бросил взгляд на Захарьина, но тот промолчал. Тогда он снова обратился к моему отцу.

— Так какова же причина? Или вы просто хотите ввести меня в заблуждение? — спросил он, уже сомневаясь, что родственник мог поступить настолько не этично и негуманно.

— Мой сын, Склифосовский Александр Петрович, — твердым голосом начал говорить отец, как он умеет, — после тяжёлой черепно-мозговой травмы практически утратил дар и был временно отстранён от лечения пациентов. Когда дар к нему вернулся ему и устроили этот экзамен в этом же зале, чтобы удостовериться. Именно на этом испытании Ярослав Антонович полоснул фамильным кинжалом по бедру пациента, чтобы проверить у моего сына навык сращивания мягких тканей.

— Это наглая ложь! — перейдя чуть ли не на визг крикнул Захарьин и вскочил со своего места. — Я никогда в жизни подобной мерзостью не занимался! Как у вас язык не отвалится нести такую чушь?!

Я смотрел на него ухмыляясь. Теперь ягодка точно созрела, он даже побелел от избытка ярости. Злой и мерзкий ублюдок окончательно потерял самообладание. Это же замечательно. Правильно отец сказал, веди себя спокойно, не рефлексируй, лучше наблюдай, как рефлексируют другие. Неописуемое удовольствие.

— Сядьте уже, Ярослав Антонович! — прикрикнул на него человек из министерства. — Если это ложь, то мы сейчас в этом разберёмся и виновный будет наказан.

Пока Захарьин не угомонился и не сел на место, человек из министерства не отрывал от него взгляда. Возможно мне показалось, но вполне вероятно, что это было какое-то гипнотическое воздействие, потому что из метающего молнии Ярослав Антонович превратился в мирную спокойную зайку. Потом проверяющий снова повернулся в сторону, где так и стоял мой отец.

— У вас есть какие-либо доказательства ваших слов? — спросил он спокойным ровным тоном без тени эмоций. — Или это и правда клевета, с помощью которой вы хотите отвлечь наше внимание от цели нашего приезда в Санкт-Петербург? Если второе — то предупреждаю, вам сильно не поздоровится.

— В этом зале есть свидетели, — всё так же спокойно сказал отец. Сейчас я им и его поведением гордился, как никогда. — Поднимите руки, кто видел, как Ярослав Антонович на подобном заседании в октябре прошлого года полоснул пациента кинжалом по бедру.

В зале наступила такая тишина, что было слышно, как за окном падают снежинки. Время шло, а рук никто не поднимал. Проклятые лицемеры и подхалимы. А ещё трусы.

— Вот видите? — радостно расплылся в улыбке Захарьин. — Не было такого, всё это наглая ложь!

— Вы что, боитесь этого человека, который может плевать на этику, деонтологию и мораль? — спросил отец сидящих в зале чуть громче, чем прежде, но всё так же не теряя самообладания. — Вы думаете после того, что здесь происходит, он сможет причинить вред вашей карьере? Наберитесь смелости те, кто это видел и поднимите руки!