— Получилось так.

— Получилось, — забубнила старуха, — Сам лезешь непонятно куда и ребенка с собой тащишь. Воевать, вон, Стрежневские варнаки есть, а ты — ярл.

— Не бухти, как бабка старая, — лениво огрызнулся я.

— А я и есть бабка старая.

— Ты княгиня, — я снова скрипнул зубами, но в этот раз боль была не такой сильной. Притерпелся.

— Княгиня-ягиня, — не унималась Радомира.

— Что с Рогнедой?

— Спит, — мне послышалось или в голосе старухи появилось тепло, — Досталось девочке. Ты поласковей с ней.

— Плохо?

— Сама расскажет, — старая поджала губы, — Ты лучше скажи, эллинов ждать завтра?

— Это вряд ли. Но ты поутру Стрежня отправь посмотреть что да как.

— Неча им прохлаждаться, пусть щас идут. Понял?!

Что ответил ватаман я не услышал, проваливаясь теплый, уютный сон.

Очнулся я уже в лагере. Элины преследовать нас не стали — ушли. Даже тела из бойцов из передовой группы не забрали. Слишком сильно мы их потрепали. Уверен были у них потери и до того, как они нас догнали. Не могли не сработать наши ловушки. Хоть в одну должны были вляпаться преследователи. Ну а засада так и вовсе удалась на все двести процентов. Сам не ожидал такого эффекта.

Был и еще один положительный момент в нашей с Сольвейг авантюре. После продемонстрированных трофеев Стрежень со своими головорезами прониклись к нам каким-то фанатичным благоговением. Не ко мне, а именно к нам. И если со мной все понятно — Стрежень беспрекословно принял мое главенство, попросившись остаться под рукой «такого удачливого ярла». Что с ним делать еще предстоит решить. Не понравились мне его слова на счет ученицы в наше первое знакомство. Хотя, на Сольвейг эта разнузданная вольница звероподобных мужиков теперь смотрит с умильным обожанием, словно соревнуясь, кто сильней забалует и задарит ребенка.

К чести ученицы, внезапной любовью ушкуйников Сольвейг не злоупотребляла, используя их расположение лишь в одном — совершенствовании боевых навыков, выспрашивая и выпытывая у ветеранов разбойничьих набегов на Империю, и не только, хитрости, ухватки и другие боевые и походные премудрости. А стреженевцы от такого серьезного внимания юной магини только млели.

С Рогнедой поговорить пока не удалось. Слишком много дел и хлопот навалилось на меня, как на командира того табора, который мы привели из разгромленного концлагеря. В первую очередь разыскал людей Ворона и поручил их вниманию нукеров. Брат Мирославы, кстати, тоже оказался среди них. Обрадуется девка, когда вернется из разведки со своим ненаглядным Стасиком. Потом почти сутки распределяли людей. Кто готов воевать оставлял у себя в лагере, остальных отправлял в лесные поселения к партизанам. Охотники и рабочие руки нужны всегда. Правда, это еще и дополнительные рты. Но тех, кто не будет отрабатывать свою пайку, ждет незавидная участь. Местные — народ суровый, а кругом тайга….

Наконец, спустя двое суток, суета, связанная с пополнением улеглась. Жизнь вошла в свое, размеренное, если так можно сказать о полном опасности существовании в заблокированной врагами тайге, русло. Все это время княжна ходила за мной неслышной тенью, не отставая не на шаг. Только ночевать уходила в женскую избу к Радомире.

Разместились мы на довольно богатой заимке, спрятавшейся в глухой тайге от излишне любопытных глаз. Хозяин — заросший по самые хитрые глазки бородой хромой мужик, старый, еще по походам в Империю, знакомец княгини Вороновой. Его жена — молчаливая, дородная тетка, с пудовыми кулачищами. Дочка — мамина копия, только в силу молодости более стройная и говорливая. Ну и разбитной взгляд, постреливающих в воинов глазок, просто вопит о безудержном темпераменте хозяйки. Да еще четверо работников, приглядывающих за хозяйством.

Чем живет в такой глуши колоритная семейка можно даже не гадать. Очередная перевалочная база контрабандистов. Интересно, какой реальный процент ресурсов аномалии доставался Новгороду? Думаю мизерный. Остальное уходило к эребам и элинам по таким вот контрабандным каналам. Потому-то и ухватился за меня Ингвар. Пусть и призрачный, но шанс в перспективе навести порядок в Пограничье, по факту, а не номинально привязав его к Княжеству.

Пришло время поговорить с Рогнедой. Разместились в хозяйской горнице. Вернее моей. Хозяева временно перебрались в избу к рабочим, выгнав тех в свою очередь в хлев. И нет, угрызений совести я не испытываю. Это было решение главы семьи. А я отказываться не стал. Не мне же идти в хлев жить. Ярлу не по чину.

Внутри тепло и уютно. Посреди избы — стол из нестроганых досок, на котором, играя бликами на стенах, стоит артефактный светильник — показатель достатка хозяев. На печке тихо шипит железный чайник. Запах дыма смешивается с ароматом хвои и чем-то горьковатым, как будто от подгоревшей коры.

Я сижу на лавке у печи, прислонившись спиной к теплым бревнам. Раны ноют, от слабости слегка мутит, но я стараюсь не показывать вида, что мне хреновато. А то Радомира опять раскудахчется. Суровая княгиня последнее время что-то слишком часто стала напоминать заботливую мамочку. Знать бы еще почему. Вроде любить меня ей не за что. Все-таки, как ни крути, под клятву я ее загнал практически насильно. Или почуяла перспективы для рода Вороновых? Все возможно.

Напротив меня, сидит Рогнеда. Она кутается в мой полушубок, который я накинул на нее, когда нашел в лагере. Рогнеда теперь не расстается с ним, будто пропахшая дымом и кровью овчина может защитить от этого несправедливого и жестокого мира. Пальцы девушки с обломанными до крови ногтями судорожно сжимают край ткани. Тусклые и потухшие глаза, смотрят куда-то в пустоту.

Я наклоняюсь, беру чайник и наливаю ей ароматный чай. Пар, щекоча ноздри травяным духом, поднимается кверху, смешиваясь с дымом от печки.