— Нося ваши дурацкие плащи?

Не думала сдаваться так просто Олеся, уже из упрямства и злости на Лексу.

— В том числе и это. Часть жизни мы, чтобы наш Мир не вымер до конца, не нарушив еще больше равновесие Вселенной, проживаем на своей планете, в своём Мире. Устраиваем семьи, рожаем и воспитываем детей. Учим их. А потом, достойные из достойных могут претендовать на исполнение уговора. Таких выбирают очень серьёзно. И тогда тех из нас, кто оказался избран, отправляют сюда навечно. Мы с вами очень разные. У нас раньше тоже жили на планете люди, но постепенно они вымерли. Да, не снимаю вину и с нас, но жить мирно по соседству они не захотели, и так сработал естественный отбор, выжил сильнейший вид, то есть мы. Мы, как бы тебе проще объяснить, совсем не люди, но и не родовичи, как тут распространено, и не чаровники. Мы по сути, совершенно другое. Мы сущности, но не высшие, приближенные к Богам, как Аглая Дормидонтовна. Мы магические сущности, магия наша другая, не как тут принято, но обучиться ей может тот, у кого откроется к ней дар. Так мы и находим себе учеников здесь на Земле, которым и передаём знания и воспитание, хоть они и остаются ближе к людям, чем к сущностям. Ну, да не о том я сейчас, просто я никогда никому не рассказывал о нас. Тут население к нам уже давно привыкло и знает что мы, и как с нами можно, и что нас нужно опасаться.

— Оборотни что ли?

— Не, — Словно выплюнул Лекса с таким пренебрежением, словно раскусил мерзкого жука, — сущность, магическая сущность, мы на половину из магии, на половину из плоти, мы не стабильное существо. Мы искрим, меняемся, преображаемся, и можем даже ударить разрядом. Но это в истинном нашем обличье. Правда, если мы будем в своём обличье, живых свидетелей здесь может остаться очень мало. Многие сойдут с ума, кто-то будет убит разрядом, а кого-то испепелит. В своём Мире мы можем себя контролировать, а здесь это невозможно. Потому мы и носим эти зачарованные плащи с капюшоном, чтобы не подвергать живых опасности. В этом соль неприкасаемости, Лесюшка, а не в заносчивости нашей.

— И зачем вы здесь, если такие опасные?

Недоумевала Олеся, коря себя за несдержанность, и Лексу за терпение. Испепелил бы её, и вся недолга. Правда, эти мысли пронеслись как-то вяло. Ей было немного пофигистично, что бы с ней было сейчас. Но легкий интерес и непонимание подстегивали к получению информации.

— Мы обязаны исполнять условия уговора. Мы охраняем нерушимость власти Княжеской. Князья должны править на Руси. Русь должна быть великой, чтобы устои Мира были незыблемы. По замыслам Вершителей у Земли великая миссия, и Русь в том играет огромнейшую роль. И потому никто из нас не смеет даже в помыслах предать Князя. Такой сразу будет уничтожен, а вместе с ним и весь его Род, до седьмого колена. Даже в другом Мире. Но и после смерти своей здесь, мы не обретаем покой, мы останемся в этом Мире, точнее не сможем соединиться с душами наших родных и близких. Никогда. Мы вечные заложники уговора. Но каждый идёт на это осознанно и добровольно, спасая свой Мир и родных. И Князь с его Родом тоже в какой-то мере заложники уговора, они не могут уничтожить нас или пойти супротив Кона. Тому поручители мы. Мы и охрана и соглядатаи Княжеской власти. Не друзья и не враги. Мы с ними, словно в одной лодке, и если наклонится не туда один, утонет и дугой, вместе со всем Родом. Вот так вот, Лесюшка. Прости, надо было найти возможность и рассказать вам с Остапом всё раньше, тогда бы всё по-другому и было. Но мне совсем было не найти на то время, всё эти заговорщики проклятые! Мы же никак зачинщиков поймать не могли, а они, вишь, что удумали — Княжескую власть известь! И власть людям передать! Самые обиженные они дескать, а чтобы все им служили. Не понимают, что Богам то не угодно, уничтожили бы они их, а может и Мир с ними.

— Поймали?

— Поймали, Лесюшка. Ты прости, ты мне так мою дочку напоминаешь, такая же разумница и сильняшка духом! Столько вынести, да без подготовки, а всё та же, дерзишь, без страха, за правду борешься, сопротивляешься , едва на ногах стоючи!

— Да, надо было рассказать нам. Но теперь ничего не исправить.

Произнесла с горечью Олеся, словно пропуская последние слова про дочку. Это ей было теперь без надобности. Лишнее.

— Это да. Прости. У нас говорят: «Течение всегда разное, быть готовым не сможешь, как ни старайся».

— Знал бы где упасть, соломки бы подстелил.

— И тоже хорошо звучит!

— А ещё говорят: «Готовь сани летом, а телегу зимой».

— И это я хорошо запомню.

— Скажи, Лекса, а когда похороны, знаешь? Боюсь, Никодим занят слишком, мне его не поймать будет.

— Это да, дел у него сейчас много предстоит. — посмурнел Лекса. — Да, я уже знаю. Через три дня. Но тебе там быть не надо. Очень не надо. Да и не принято это. Девушки не бывают там. Я бы тебе посоветовал лучше даже дома скрыться на эти дни.

— То есть, что значит: мне нельзя там быть? Ты что говоришь-то? С ума сошёл?

Олеся была в шоке от услышанного.

— Я понимаю твои чувства, Леся, но и ты пойми, тут так не принято, нельзя девушке, да и в таких обстоятельствах, лучше бы поостеречься, я бы к тебе даже мальца юркого да башковитого приставил пока, но ты же не согласишься?

— Нет, не соглашусь, мне няньки не нужны! Мне и устои те ваши не понятны! Что значит, девушке не принято? И в такой ситуации, ты как себе это представляешь, чтобы я не пошла? А Князь? Он что, тоже не пойдёт? Ему тоже не полагается? Слишком заносчив?

— Да ты что это? Аккуратнее со словами! Не все поймут речи твои, а на чужой роток не накинешь платок!

— Да мне пофигу! В тюрьму посади, сидела уже. Не будет Князя, да? Ему тоже поостеречься?

— Ну, стеречься ему и так надо, всегда. Потому мы у него и есть. А на похороны он пойдёт. Эму там быть как раз и положено! То его напрямки и касается.

— А меня нет, значит?

— Ну что тебе там делать? Прах сдувать с ботинок?

— В смысле, прах? Его сожгут?

— Да, как бы да, вот всё приготовят и сожгут— развёл руками Лекса.

— И ты мне об этом так спокойно заявляешь?

— А как мне тебе заявить? Не спокойно? В чём здесь для тебя проблема?

— В том, что я не смогла попрощаться!

— Прости, что? У вас там на Земле принято в такой ситуации прощаться?

— А у вас нет? Умер дед Максим, да и хер бы с ним? Так что ли?

— Ну, плакать то у нас точно не принято.

— И здесь так? Может и праздник, пирушку закатите вечерком?

— У нас, да, практически так же, как и здесь. Потому, да и пирушка, как ты выразилась, будет.