Может, в этом дело?

В будущих детях?

Как-то… зыбко всё. Нужны были бы дети, тогда стоило бы погодить пяток лет. Пусть бы вышла замуж за этого жлоба, родила, а там уж и войну устраиваться. История-то эта, с вырезанием родов, уже полтора десятка лет тянется как минимум, если не больше. Так что годик туда, годик сюда — вряд ли оно критично.

Тут же…

Мы точно чего-то не знаем. Скорее всего не знаем очень и очень многого. Это как из хобота и хвоста целого слона сложить, причём вслепую.

— Савка…

— Чего?

— У тебя лицо такое, будто ты того и гляди обделаешься.

— Тимофей!

— Да ладно, Тань… ну в самом деле.

— Я думаю, — буркнул я.

— И о чём?

— О том, что не стыкуется одно с другим. Зачем вырезать род, но не до конца? Почему тогда отец сбежал, и Громовых оставили в покое? Если сначала мы думали, что из-за опеки Романовых, то… теперь зачем Татьяну вытаскивать? Если вдруг что… кто её замужеством распоряжаться станет?

— Государь, — помедлив немного, произнёс Тимофей. — В случае, если нет иных договорённостей. Как правило, если помолвка заключена, то её оставляют в силе.

— То есть… если бы Татьяна вдруг влюбилась без памяти в этого вон… кузена… как её? Лизоньки? И, скажем, обвенчалась бы с ним… ну или бумаги какие подписала бы…

— Я на дуру похожа? — возмутилась Татьяна.

— Не похожа. Но… могло бы быть иначе. Отвезли бы в церковь, обвенчали бы. И сказали, что из большой любви. Если бы брак состоялся…

А он бы состоялся. По любви там, но можно и без неё, главное, невесту правильно зафиксировать.

— А если б ещё забеременела… — Тимофей хмурится и от него прямо тянет плохо сдерживаемой злостью.

Ничего. Злость, она порой не худшее лекарство.

— Но вот с наследством могли бы возникнуть… Романовы не любят, когда кто-то на их права покушается.

— Да нечего наследовать, — перебила его Татьяна. — Завод в долгах, мы… скажем так, тоже. Дом этот? Его в округе проклятым считают. Или думаешь, я не пыталась приглашать кого в гости… желающих не находится. Так что не в доме дело.

А в чём?

Или… в ком?

— Дар, да? — я высказал догадку, которая явно пришла в голову не мне одному. — Возможно, что им не нужна ты, как наследница Громовых, но вот сама по себе… почему бы и нет?

Татьяна фыркнула, но как-то… неуверенно.

— Слухи о том, что помолвку расторгают, ходили давно.

— Давно? — а вот теперь она удивилась.

Я же кивнул.

— Я их ещё там… в детском доме слышал, когда Громовых обсуждали. А если уж туда эхо докатилось, то в свете, думаю, всё обговорено и переговорено было. И твои знакомые вполне могли воспользоваться случаем. То, что у тебя дар имеется, знают ведь?

Кивок.

— Почему просто… не предложить…

— Не знаю, — я тоже задумался. — Может… может, опасаются, что предложение не примут? Скажем, жених кривой.

— Кривизна — это не помеха. Не в нашем случае, — Тимоха наклонился к ноге. — Скорее в другом дело… может, игрок. Или пьяница… или происхождения низкого.

— Или не низкого… — пробормотала Татьяна. — Если он из Воротынцевских. Под ними много охотников ходит, но все слабые. А Воротынцевы никогда не упускали случая усилиться. Помнишь, к деду ведь приезжали. Он тогда ругался крепко.

— Помню. За Воротынцевых… ну или того, кто с ними связан, дед бы в жизни Татьяну не отдал, — это уже для меня Тимоха объяснил.

А я что? Я не дурак. Понимаю. Может, прямых доказательств и нет, но имя Воротынцевых у деда крепко связано с отцом и со всем, что потом случилось. Виновны они или просто мимо пробегали, так не скажешь. Но имя это — что красная тряпка.

— Кстати, а они вполне могли и надавить на Весновских, чтобы те помолвку разорвали, — сказал Тимоха презадумчиво. — Те ведь тоже из Охотников, пусть не старых родов, но вольные… и не удивлюсь, если через месяц-другой новую помолвку объявят, с кем-нибудь из Воротынцевских.

Ага, и одним крючком две рыбы: род Весновских под могучую руку и Татьяну заодно уж.

Для улучшения породы.

— Вот… твари! — она добавила пару слов, которых приличной барышне и знать-то не положено. И покраснела.

Мы сделали вид, что не слышим.

— Это только домыслы, — успокаивающе произнёс Тимоха.

— Деду надо сказать, — Татьяна обняла себя. — Если так… больше ко мне никто из наших не рискнёт…

— Надо. Или… подумай… если так, то убивать тебя не хотят. И это шанс. Выжить, — он говорил совершенно серьёзно. — Воротынцевы, может, и не виноваты в том, что было… род большой, богатый. Обижать тебя точно не станут. Оно им ни к чему. Савка, тебя тоже вполне могут под опеку взять. Отправим с Танькой вон, поправлять здоровье… а там…