Причём во всём; это не только работы касается. Увы, как и многим другим горе-рестораторам, Васе эти житейские мудрости были неведомы. Вася с порога разочаровался в жизни, плыл по течению, платил и постепенно влезал в долги. На данный момент такие, что даже продажа катера не выправит ситуацию. Очень надеялся на этот сезон, но что-то как-то приуныл в самом его начале. Ну и наконец…

Последнее воспоминание юного Каннеллони было таково: к нему на катер ворвались люди в масках. Не в карнавальных, ясен хрен, а в чёрных. Не поздоровались, не представились, а сразу же больно скрутили руки, чуть приспустили Васе штанишки и вогнали в задницу шприц.

Всё. А очнулся в этом теле уже я.

И… да, теперь всё встало на свои места. Это была инсценировка самоубийства. Конечно же, прежний Вася прекрасно знал Сашу Дадарину — главную звёздочку имперского кинематографа. Знал, облизывался и неприлично грезил о жаркой встрече всякий раз, когда она появлялась на экране.

Но не более! Не было у него причин самоубиваться по поводу того, что им не быть вместе. Это глупо. Другой вопрос, кому и зачем понадобилось устранять паренька? Из-за долгов? Не-не-не. Не те суммы. Даже для схемы «грохнуть в назидание другим» не подойдёт — прослывёшь отморозком, с которым лучше вообще никаких дел не иметь.

Что ж… несмотря на то, что сознание Каннеллони слилось с моим, вопросов у меня меньше не стало. Я теперь владелец этого тела, и если на него идёт охота, то меня это вроде как тоже касается. А значит будем разбираться. Но сперва нужно поправить дела, потому что игра в нищего детектива до добра не доведёт.

Спустя час я пришвартовал своё корыто и выдвинулся в сторону дома. В нынешнем своём состоянии эта точка фастфуда нежизнеспособна, и даже пытаться не стоит. Ни с магией, ни без. За вечер набросаю мысли и вернусь с чётким осознанием того, что нужно делать. С осознанием, а ещё с другими продуктами, потому что складывается впечатление, что свои сосиски Вася закупал не на рынке, а в типографии.

Ничего-ничего.

Всё будет хорошо, причём довольно скоро. Делов то — просто начать и кончить…

Некоторое время назад.

Особняк семейства графа Орлова

Старый граф умирал не спеша. Старого графа лягнула кобыла. Однако ко счастию его, причиной смерти стал не удар копытами безмозглой животины, — это было бы неблагородно, неаристократично и в какой-то степени даже потешно. Настоящей причиной смерти стали последствия этого удара.

Сломанные рёбра проткнули лёгкие в нескольких местах, и по этой части графа подлатали. Однако на фоне воспаления и просаженного иммунитета, болячки начали всплывать одна за одной. И тут не так, и здесь не здорово, и почка отваливается, и стонет трепетная печень.

Годы резко дали о себе знать. Виктор Степанович покинул этот мир на больничной койке. Угасал постепенно и вполне сознавал происходящее. Напоследок он даже успел написать несколько прощальных писем и изменить завещание.

Именно его и зачитывал сегодня душеприказчик графа, его хороший друг и по совместительству семейный юрист Орловых, Геннадий Витальевич Безобразов.

— Все в сборе, — констатировал факт Безобразов и вскрыл конверт. — Начинаем…

Семейство покойного графа расположилось на уютных кожаных креслах в кабинете покойного главы рода. Сын Сергей разглядывал хрустальную люстру и болтал ногой, закинутой на подлокотник, дочь Ольга уткнулась в телефон, и лишь жена Виктора Степановича пыталась изобразить хоть какое-то подобие скорби.

В отличии от детей, Марина Марковна Орлова пришла на оглашение завещания в чёрном. И даже лицо её по случаю было укрыто чёрным фатином, ниспадающим со шляпки. Так было трагичней.

Пускай душа пела и утренняя бутылка игристого била в голову, вдова Орлова держала себя в руках. Пару раз даже всхлипнула для проформы.

— Итак, — сказал Безобразов и прокашлялся. — «Дорогое моё семейство. Находясь в трезвом уме и твёрдой памяти, обращаюсь к вам своим последним письмом. Поначалу я хотел написать что-то возвышенное, трогательное и душещипательное, чтобы сбить вас с толку и произвести гораздо больший эффект, однако начну с главного. Вертел я вас всех…» — тут законник резко остановился.

Перечитал, снова кашлянул и поднял глаза на жену покойного. Наступила неловкая тишина.

— Верил? — переспросила вдова. — Он верил в нас всех?

— Боюсь, что нет, Марина Марковна, «вертел». Я сперва подумал, что ошибся, но-о-о-о… «Вертел». Определённо «вертел». Что ж, читаю дальше: «Так себе вы люди. Что ты, Марина, та ещё…»

Безобразов снова остановился. Поднял очки, зажмурился и крепко сжал переносицу.

— С вашего позволения, я буду пропускать обсценную лексику, — сказал он и продолжил. — «Что ты, Марина, та ещё… гхм… что дети твои. Избалованные, тепличные, ни на что неспособные идиоты, которым ко всему еще и чуждо всё человеческое. Жить с вами для меня было настоящим адом, и я рад, что моё заключение наконец-то подошло к концу».