Шрифт:
Очередная пауза — я чувствовала, как весь мой план балансирует на лезвии бритвы.
— Хорошо, леди Мэриан. — Дворецкий наконец наклонил голову. — Ваше распоряжение будет исполнено.
Глава 4
За мной пришли ещё до завтрака, когда я нервно мерила шагами садовые дорожки, посыпанные мелким белым гравием.
— Леди Мэриан, лорд Каннингем просил вас зайти к нему.
«Наконец-то!» — выдохнула я и, расправив плечи, милостиво кивнула пришедшему за мной слуге:
— Хорошо. Проводи меня.
Потому что где этот кабинет, я понятия не имела, а плутать по трёхэтажному особняку, построенному в ампирном стиле и с имперским размахом, желания не было. Я и выход в сад не скоро бы нашла, если бы Бэрридон не подсказал, куда идти.
По широким коридорам и мраморным лестницам слуга привёл меня к массивной палисандровой двери. Поклонился: «С вашего разрешения, леди Мэриан» — и оставил наедине с полированным деревом.
Надо было стучать.
Я поправила причёску. Одёрнула платье. Выпрямила спину и согнала с лица все намёки на эмоции. А потом, не давая себе струсить, отрывисто стукнула по двери и вошла, не дожидаясь ответа.
В конце концов, меня ждут или как?
— Мэриан.
Мягкий утренний свет ничуть не смягчал гранитные, но, надо отдать должное, аристократически правильные черты Каннингема.
«Красивый всё-таки мужик, — отстранённо подумала я, рассматривая собеседника с интересом искусствоведа. — Жалко, что козёл».
— Что это вы придумали?
Он был недоволен и не пытался этого скрыть.
— Доброе утро, лорд Каннингем. — Я долго решала, как стану к нему обращаться, и остановилась на том, что правильнее всего будет подчёркивать дистанцию. — Не понимаю, о чём вы.
Собеседник нахмурился Юпитером-громовержцем.
— Не притворяйтесь. О щеколде на двери вашей спальне. И кстати, я отменил это идиотское распоряжение.
Полностью предсказуемо.
— Что же… — Мне самой понравилась толика беспечности, проскользнувшая в моём голосе. — Значит, буду каждый вечер двигать тумбочки. Или, — я вежливо приподняла брови, — вы прикажете прибить их к полу?
Если бы взгляд был материален, меня бы пригвоздило к стене, как бабочку булавкой. Однако тон у Каннингема был идеально ровным.
— Хочу вам напомнить, что вы моя жена.
— И поэтому вы готовы взять своё даже силой?
Ох, как трудно было не опустить глаза! И всё-таки я выдержала.
— Для юной леди вы чересчур дерзки, — наконец процедил Каннингем.
Я слегка повела плечами.
— Вам следовало лучше узнать, кого берёте в жёны.
— Я и узнавал, — проронил собеседник. — Все, с кем я общался, в голос утверждали, что леди Мэриан — благовоспитаннейшая из девиц.
«И поэтому ты без раздумий простил будущему тестю карточный долг в пять сотен золотых, взамен попросив всего лишь руку его младшей дочери», — мысленно оскалилась я. Сколько бы раз мне ни вспоминалась предыстория замужества Мэриан, бомбило от неё как в первый.
Вслух, однако, я говорить ничего не стала: следовало сбавить обороты. Вряд ли меня обвинили бы в самозванстве, но создавать себе лишние проблемы было глупо. Так что я просто стояла, словно высеченная из мрамора статуя, и смотрела собеседнику в лицо, ожидая его решения.
И чем дольше длилась пауза, тем мрачнее становился Каннингем.
— Никаких щеколд или тумбочек, — наконец уронил он. — Я даю слово чести, что не прикоснусь к вам без вашего разрешения. Это вас устроит?
У меня в груди неровно дёрнулось сердце: неужели расчёт на мужскую гордость оправдался? Но я тут же прикрикнула на себя: не расслабляйся! — и с достоинством кивнула:
— Вполне.
Ещё несколько секунд Каннингем пристально меня изучал, после чего безэмоционально заметил:
— Что же, пусть будет так. А теперь, — он сделал приглашающий жест, — идёмте завтракать. Стол должен быть давно накрыт.
Сказать по правде, я бы предпочла куда-нибудь сбежать, чтобы без посторонних глаз выдохнуть и немного прийти в себя после пережитого дичайшего напряжения. Однако выбора у меня не было.
— Хорошо, — в тон собеседнику ответила я.
И, из принципа дождавшись, когда передо мной откроют дверь, выплыла в коридор.
***
Бэрридона я нашла в парадной столовой, где он стоял перед буфетом и методично начищал столовое серебро. Когда я вошла, дворецкий как раз закончил критически рассматривать двузубую вилку и взялся снова её полировать кусочком замши. Однако, заметив меня, без промедления сложил всё на покрытый накрахмаленной скатертью стол и поклонился: