– Вы… — она запнулась, стараясь подобрать слова, — вы знаете, что я вижу?

Существо улыбнулось, и в этой улыбке не было ничего человеческого — только холодный, расчетливый интерес.

– Конечно, доктор. Вы видите отсутствие того, что должно быть у всех живых существ. Интересно, правда? — он слегка наклонил голову. — Вы видите нити жизни с детства, верно? Редкий дар… который может сделать вас очень ценным… инструментом.

Последнее слово прозвучало как приговор. Елена ощутила, как по спине пробежал холодок. Она должна была испугаться, позвать на помощь, но вместо этого почувствовала странный прилив силы.

– Я не инструмент, — ответила она, удивляясь твердости своего голоса. — И я хочу знать, что вы такое.

Существо рассмеялось, и от этого звука задрожали колбы в шкафах.

– О, доктор, — произнесло оно. — Вы скоро узнаете гораздо больше, чем хотели бы. Грядет война между мирами. И ваша способность видеть нити жизни делает вас идеальным… чемпионом.

***

Михаил Старовойтов жил в мире, где время остановилось в девятнадцатом веке. Не внезапно — это был осознанный выбор целой нации. Когда временные парадоксы начали разрушать реальность, лучшие умы решили стабилизировать ход времени, заморозив технологическое развитие на уровне паровых машин и механических устройств.

В этом мире паровые омнибусы грохотали по булыжным мостовым, а городские фонари на перекрестках зажигали фонарщики в синих форменных сюртуках. Гидравлические лифты и пневматические трубы почтовой связи считались вершиной прогресса, а механические счётные машины — пределом вычислительной техники.

Его мастерская в старом особняке на Петроградской стороне считалась лучшей в городе. Массивная дубовая дверь с медной табличкой "М.А. Старовойтов. Хронометрист" вела в просторное помещение, освещённое газовыми светильниками с хрустальными плафонами. Сотни часов на стенах отмеряли время синхронно, наполняя пространство музыкой тиканья и колокольчиков, отбивающих четверти часа.

Михаил любил этот звук — размеренный, предсказуемый, вечный. Точность была его страстью. Гравировка на внутренней стороне карманных часов, которые он всегда носил с собой, гласила: "Время — единственное, что невозможно вернуть". Эту истину он помнил с детства, когда его отец — тоже часовщик — впервые объяснил ему устройство хронометра.

Сегодня что-то было не так. Михаил чувствовал это в движении маятников, в тиканье сотен механизмов. Время словно спотыкалось, сбивалось с ритма. Его пальцы, обычно такие уверенные, дрожали, когда он работал над часами Морозова.

Секундная стрелка двигалась рывками, словно время сопротивлялось своему естественному течению. И дело было не в механизме — он разобрал и собрал часы дважды, каждая деталь была безупречна.

— Странно, — пробормотал Михаил, протирая тонкие стёкла очков. Он потёр виски, пытаясь унять нарастающую головную боль. Последние недели эти приступы участились — словно его тело реагировало на какие-то невидимые изменения вокруг.

Звякнул колокольчик над дверью. В мастерскую вошёл высокий седой мужчина в идеально скроенном сюртуке. Михаил невольно отметил, что ткань выглядела слишком совершенной, такой не шили даже для аристократии.

— Здравствуйте, Михаил Алексеевич, — сказал незнакомец. Его голос звучал как далёкое эхо, словно доносился издалека, хотя мужчина стоял прямо перед ним. — Нам нужно поговорить о природе времени.

Михаил застыл с лупой в руке. Незнакомец произнёс вслух то, что он сам ощущал всю последнюю неделю — странные сбои в привычном ходе вещей, неуловимые нарушения в том, что он интуитивно воспринимал как правильное течение времени.

— Кто вы? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.

— Это не так важно, я пришёл предупредить вас, — седовласый человек повернулся к стене с часами. — Вы заметили, не так ли? Время начинает искажаться. Это лишь начало. Скоро вам придётся сделать выбор.

— Выбор?

— Да. Между тем, чтобы сохранить этот мир... или позволить ему изменить свой курс, — он провёл рукой в воздухе, и на мгновение Михаил почувствовал головокружение, словно реальность вокруг него дрогнула. В голове промелькнули образы небоскрёбов и летающих машин, мир, совершенно не похожий на тот, к которому он привык.

— Я не понимаю, — Михаил почувствовал, как часы в его кармане нагрелись, словно реагируя на присутствие загадочного гостя.

— Пока и не нужно. Просто будьте готовы. Когда придёт время — вы узнаете, — незнакомец направился к выходу. Но перед тем, как открыть дверь, обернулся. — И ещё. Вы не одиноки. Есть и другие, как вы. В других мирах.

Колокольчик звякнул снова, и незнакомец исчез, оставив Михаила в глубокой задумчивости. Его методичный ум отказывался принимать сказанное, но где-то глубоко внутри он знал, что слова гостя были правдой. Время в мастерской на секунду замерло, а потом все часы одновременно начали бить полдень — хотя было только одиннадцать.