Шрифт:
— Меня волнует другой вопрос, — сказал я, переводя разговор. — Кто подослал этих ассасинов? И где мы будем хоронить эту братию? — я криво усмехнулся.
Дмитрий растерянно огляделся.
— Спрашивать не у кого, все мертвы, — развёл я руками. — Разве что у отца твоего узнать, кому он в последнее время насолил.
Дмитрий горько усмехнулся:
— Ты хотел сказать — у нашего отца, братец? — смотрел он с явной иронией, но слова эти кое-что назначили. В каждой шутке есть только доля шутки. А события минувшего дня, значительно расположили Дмитрия ко мне. Как говорится, нет худа без добра. Я едва не расхохотался, и не хлопнул его по больному плечу.
Дмитрий, конечно, не смирился с тем, что у него появился «брат», подосланный Злобиным по неясным причинам. Но он был бы глупцом, если бы продолжал ерепениться после этой ночи, которая могла стать для них последней. Его «братишка» и признание Александра Филипповича общим отцом не были искренними — скорее, это была капитуляция. Он понял, что мы на одной стороне. Не родные, но свои, союзники. Он сможет доверить мне спину в бою с общим врагом, и это уже победа. Я мысленно усмехнулся: кто бы мог подумать, что я так быстро стану частью этого дома, пусть и на своих условиях.
— Отца сейчас не трогай, — мотнул я головой. — Он ранен, ему не до расспросов. Пусть оклемается.
— Ну да, — протянул Дмитрий, бросив взгляд на Александра Филипповича, который лежал в углу, балансируя на грани сознания. — И желательно, чтобы за это время нам не подослали ещё таких же.
— Узнать, кто напал на наш род, необходимо, — произнёс я вкрадчиво, глядя ему в глаза. — И кто бы это ни был, они ответят.
Дмитрий кивнул, будто заворожённый.
— Да, те, кто посмели тронуть наш род, поплатятся, — его голос стал твёрже.
Я мысленно усмехнулся. Умница, братец. Похоже, только что я решил главную задачу — перестал быть чужаком в этом доме. Теперь мы с Дмитрием на одной стороне, против общей угрозы. Я и не думал, что так быстро стану здесь своим, особенно для этого ершистого парня.
— Может, у тебя есть предположения, кто это мог быть? — спросил я, прищурившись.
Дмитрий оглянулся на отца, чьё дыхание было слабым, но ровным, и тихо рассмеялся.
— У нас много врагов, братишка. Батюшка, как ты понимаешь, весьма азартен.
— Это точно, — протянул я, скрывая улыбку. — Когда он придёт в себя, всё же расспроси, кому мог перейти дорогу. А я поговорю с графом Злобиным. Узнаю, у кого он увёл долг отца. Может, это даст зацепку.
Я уже и без расспросов видел, как складывается картинка. Из этой истории торчали уши князя Диброва и его интриг, будто плохо скрытые нити заговорщического полотна. Не зря Пылаев так заинтересовал Злобина, что тот, бросив дела, подослал меня сюда. В голове крутилась история, рассказанная Виктором-Паладином: приспешники Диброва планировали открыть транзит культистов и тварей на земли Злобина, чтобы дискредитировать графа в глазах императора.
Пылаев, чьи земли лежали почти у границы, был одной из ключевых фигур. Через территории Викентьева и Пылаева можно было направить орды тварей прямо на земли Злобина. Если земли Пылаева не удаётся отобрать, то его проще устранить, оставив территорию временно бесхозной. А через такую брешь культисты пройдут без помех.
Всё сходилось. Пылаев — сосед Злобина, его земли граничат с графскими на обширной площади.
Но одна деталь не давала покоя: избавление Пылаева от долгов явно било по планам Диброва. Как он так быстро узнал о сделке? Не прошло и дня, а ассасины уже здесь — и не для переговоров, а для убийства.
Викентьевы? Вряд ли младший Викетьев успел бы доложить отцу и организовать покушение. Значит, всё было спланировано заранее. Кто-то, знавший о сделке, слил информацию Диброву, врагу Злобина. Кто это был — не моя задача выяснять, но у меня есть договорённость с графом, и моя благодарность ему побуждает действовать. Лучшее, что я могу сейчас сделать, — поставить Романа Михайловича в известность. А там пусть уж он решает, как быть. Злобин может сколько угодно твердить, что Пылаев ему не важен, но это ложь. Пока барон жив и в здравом уме, земли Пылаевых — буфер между тварями пограничья и владениями графа. А значит, Пылаева нужно усиливать. И раз уж это теперь мой род, я выжму из Злобина всё, что можно, для его защиты.
Я взглянул на женщин семейства Пылаевых, суетящихся вокруг раненого барона.
— Кость, — снова позвал Дмитрий, его взгляд был цепким, но уже без прежней настороженности. — Ты ведь потом расскажешь, что видел в изнанке?
— Расскажу, — усмехнулся я, выдержав паузу. — Когда сам разберусь.
Я не хотел оставлять Александра Филипповича одного в комнате. Рана могла открыться, а инстинкт подсказывал, что расслабляться рано. Одна мысль жгла сильнее усталости: внизу, у моей комнаты, лежал оглушённый ассасин. Я не всех убил — этот ещё дышал, и его можно было допросить.