Причем я даже стоял в той же позе, в которой застала меня встреча с предками — набычившимся, в боевой стойке и с зажатым в правой руке стило.

— Сме-э-эрть! — тут же взревела и взвыла на все лады мчащаяся в мою сторону толпа разномастных монстров.

Я непроизвольно поморщился.

От моих друзей, да и от других людей, там мало что осталось. Перекошенные звериные хари вместо лиц, костистые лапы вместо рук, вытаращенные и безумно горящие глаза, острые клыки, капающая с них слюна… одним словом, мерзкое зрелище.

Однако именно оно, пожалуй, окончательно убедило меня в том, что предложенный таном Расхэ способ не только единственно возможный, но и вполне приемлемый лично для меня. Подыхать в муках, заживо раздираемым на части иллюзорными монстрами, мне отчаянно не хотелось. Тем более зная, что смерть от их когтей будет окончательной и во сне, и наяву.

Именно поэтому я, не дожидаясь, пока они до меня доберутся, быстро вскинул руку с зажатым в ней стило, но не метнул ни в кого, не кинулся в самоубийственную атаку, а вместо этого выпрямился и прижал остро отточенное острие к левой стороне груди.

— Сон есть сон, — сказал недавно тан Расхэ. — И у него, независимо от поставленной задачи, есть свои нерушимые законы. Индивидуальный или общий, поверхностный или глубокий… будучи обособленным явлением, любой, даже очень сложный сон сам по себе достаточно хрупок. А сон-ловушка к тому же обязательно имеет привязку к тому, для кого он создавался. Ты знаешь, что такое привязка?

— Конечно, — кивнул я, напряженно размышляя, к чему именно подводит меня тан.

— Значит, тогда ты должен понимать и то, что любую привязку можно разрушить.

— Чтобы это сделать, ее сначала нужно увидеть. Ну или хотя бы ощутить.

— Нет. Во сне-ловушке привязка всегда одна. Такой сон строится для одной конкретной жертвы, он всегда индивидуален. А его единственной слабостью является то, что он непременно разрушается со смертью жертвы. Просто потому, что это — та единственная задача, ради которой он создавался.

Я замер.

— То есть вы хотите сказать…

Альнбар Расхэ снова усмехнулся.

— Смерть, если ты не знал, бывает разной. Но она в каком-то смысле дарит нам освобождение. От жизни, от боли, от сожалений и даже от того, чтобы быть марионеткой в чужих руках… Поверь, есть огромная разница между тем, когда тебя убивает кто-то другой, и тем, когда ты выбираешь свою смерть осознанно. Причем во сне эта разница особенно заметна. Потому что в первом случае привязка разрушается естественным путем, тогда как во втором…

Я на мгновение прикрыл глаза и, больше не колеблясь, одним ударом вогнал подарок наставника себе в сердце.

Все верно. Любой сон разрушается со смертью или его хозяина, или же жертвы. Но если на первое я повлиять никак не мог, то вот второй выход оказался мне вполне по силам.

Боли, как ни странно, не было.

Ни страха, ни сомнений, ни сожалений…

К тому же решение я уже принял, поэтому и сожалеть было не о чем. Причем даже в том случае, если тан меня обманул и на самом деле моя решимость во что бы то ни стало выбраться из ловушки никакого эффекта не принесла бы.

Впрочем, почти сразу стало ясно, что Альнбар Расхэ не ошибся, потому как только мое сердце остановилось, вся окружающая действительность тоже подозрительно заколыхалась и начала болезненно искажаться, словно поверхность озера, в которое злой мальчишка зашвырнул огромный булыжник.

Пространство вокруг меня внезапно пошло волнами, словно именно я был тем самым мальчишкой. Несущиеся во весь опор твари застыли, словно застопорившаяся голограмма, а потом их изображение смазалось и поплыло, будто обычное отражение. Их вопли тоже как отрезало. Гулявший в кронах деревьев ветер так же внезапно стих. Все звуки вокруг меня начисто пропали. А единственное, что осталось на месте, это ржавый, покрытый мхом и опутанный лианами старый «гараж», на дне которого заколыхалось и заворочалось нечто огромное, чужое, смертельно опасное, чье присутствие я ощутил буквально кожей.

В тот же миг оттуда выстрелил целый сонм длинных черных отростков, которые, словно щупальца спрута, попытались опутать меня со всех сторон и не дать уйти.

Но я уже исчезал.

Я больше не был частью этого сна, потому что моя привязка к нему оказалась разорвана, а кроме нее меня здесь ничто не держало. Именно поэтому многочисленные щупальца прошли насквозь, не причинив мне никакого вреда, да и все остальное пространство сначала задрожало и затрепетало, а потом начало стремительно истаивать, тем самым наглядно подтверждая, что тан Расхэ дал мне дельный совет.

— Гурто-о-о… — яростно прошипел напоследок мой неведомый враг, истинного лица которого я так и не увидел. — Я тебя найду-у!

Я вместо ответа лишь оскалился и снова показал ему фак, не особо заботясь о том, поймет этот урод смысл неприличного жеста или же у него фантазии на это не хватит. После чего сон-ловушка окончательно развеялся, и я… умер. Да. Но умер лишь для того, чтобы тут же воскреснуть и всего через миг распахнуть глаза на той же самой поляне, в том же самом лесу. Только уже не во сне, а по-настоящему.