Мозг анализировал ситуацию. Странно было дышать. Грудная клетка стала меньше, лёгкие не вмещали привычного количества воздуха. Пришлось вдыхать чаще, словно после долгого бега. А голос… Я попробовал произнести что-то вслух.

— Проверка, — сказал сам себе.

Вместо привычного баритона из горла вырвался тонкий звук. Противно до дрожи.

Обзор тоже изменился. Раньше я видел мир с высоты почти двух метров. Сейчас потолок казался далёким, мебель — гигантской, даже дверные ручки находились на уровне моей груди. Мир стал огромным и чужим.

Дотронулся до щеки. Кожа мягкая, без единого шрама. Поднял руку. Кисть стала тоньше, пальцы — короче. Сжал кулак. Силы — раза в три меньше. Может, в четыре, пять… Попробовал ударить ладонью по каменной столешнице рядом с умывальником. Больно. Очень больно. В прошлый раз такой удар расколол бы камень пополам, сейчас же лишь саднящая боль в суставах.

Я прибью этого алхимика!

Направился к лестнице, начал подниматься. Споткнулся на третьей ступеньке, ударился коленом о камень. Мозг ещё не привык к новому телу. Наработанные рефлексы и мышечная память теперь обманывали. Расстояния стали другими, центр тяжести сместился.

Второй этаж. Чуть не упал, зацепившись за собственные штаны. Проклятая одежда болталась на мне, как мешок на палке.

— Твою мать! — буркнул я тонким мальчишеским голоском.

Даже ругаться нормально не мог. Вместо устрашающего рыка — писк разгневанного хомячка.

И вот третий этаж. Дверь кабинета была приоткрыта, заглянул внутрь. Алмазов лежал на полу между колбами и ретортами, дышал. На моём лице расцвела ухмылка.

Может, достать паучков или мясных хомячков и пусть они жрут его? Медленно, постепенно. Начнут с пальцев, перейдут на стопы, голени… Чтобы он ощутил всю прелесть наказания за такую «шутку»?

Сдержался пока. Сука! Сука! Управлять организмом стало в несколько раз сложнее. Эмоции накатывали волнами — то ярость, то паника, то желание заплакать от бессилия. Это просто… просто… Подростковые гормоны. Они бушевали в крови, как ураган. Воспоминания о собственной юности во дворце всплывали сами собой. Те же приступы необъяснимой злости, те же перепады настроения. Только тогда мне их выбивали розгами и холодной водой.

Стоял и дышал, чтобы успокоиться. Вдох-выдох. Медленно. Считал до десяти. Техника, которой меня научили воспитатели. «Эмоции — враг разума, Павел. Контролируй их, или они уничтожат тебя».

Зал для фехтования во дворце. Высокие окна, паркетный пол, стеллажи с деревянными мечами. Мне тринадцать лет, и я пытаюсь отразить атаку наставника. Капитан Левшин — бывший гвардеец с лицом, изрезанным шрамами.

— Защита, сопляк! — рычит он, обрушивая удар за ударом.

Деревянный меч в моих руках кажется неподъёмным. Мышцы горят от усталости, пот заливает глаза. Но останавливаться нельзя.

Промах. Клинок наставника врезается мне в рёбра. Боль пронзает тело, дыхание перехватывает. Падаю на колени.

— Поднимайся! — орёт Левшин. — Враг не будет ждать, пока ты отдышишься!

В углу зала стоит граф Святополк-Мирский, молча наблюдает. Его лицо — каменная маска: ни сочувствия, ни жалости.

— Ещё раз, — говорит он спокойно. — И ещё. Пока не научишься драться, как король.

И запах. У детского тела другой запах. Меня чуть не стошнило от осознания. Я снова ребёнок, снова слабый и беспомощный.

Подошёл к Алмазову и пнул козла ногой. Он простонал. Наклонился и вмазал ему пощёчину. Рука была слабая, детская, удар получился несерьёзный. Ещё одну, ещё. Блин, как же приятно. Хоть что-то, пусть несильно, но всё же удовлетворение от процесса оставалось.

— А-а-а, — простонал мужик.

Он медленно открыл глаза и уставился на меня. Мутный взгляд стал фокусироваться. На его роже постепенно расцветала улыбка, взор стал более осмысленным.

Алхимик вскочил, как ошпаренный.

— Чудо! — воскликнул Алмазов, оглядывая меня с ног до головы. — Я превзошёл себя…

Кабинет выглядел, как поле битвы. Разбитые колбы, разлитые зелья, книги, разбросанные по полу. В воздухе витали клубы разноцветного дыма — остатки неудачного эксперимента. На стенах висели диаграммы человеческого тела, схемы магических каналов. В углу пузырилось что-то зелёное в огромной реторте. По трубкам стекала жидкость всех цветов радуги. Запах стоял едкий — смесь серы, трав и чего-то сладковато-тошнотворного.

— Исправь! — приказал ему.

— Что? — удивился он, поправляя сбившийся набок халат. — Нет! Это же… уникально. Ваша кровь… Я знал! Сделал невозможное, расширил границы.

Алмазов запрыгал по кабинету, как ребёнок в кондитерской лавке. Хватал склянки, рассматривал записи, что-то быстро черкнул пером в толстом журнале.

— Вы понимаете? — горели его глаза. — Я смог не просто изменить внешность, а изменил само время! Повернул биологические часы назад! Это переворот в алхимии!

— Вы боитесь боли? — уточнил я, сжимая маленькие кулаки.