— Монголы дадут за дирижабль двести миллионов, — говорил Клаус. — Плюс заложники — важные люди столицы, хороший торговый материал.

— А если они попытаются нас обмануть? — спросил один из воров.

— Не попытаются. У меня есть договорённости, старые связи ещё с тех времён, когда я служил в дипломатическом корпусе.

Надеюсь, у Булкина и Сюсюкина не возникнет проблем с возвращением домой. Если за меня так взялись, вдруг и моего партнёра решат взять в оборот.

Слушал дальше. Рот постепенно приоткрывался. Выходит, мы не летим ни в какой Томск, а сразу к монголам.

— Курс на монгольскую границу, — приказал Клаус.

Если я правильно понял карты и маршрут, то будем проходить над Енисейском. И тут возникают несколько вопросов. Первый — что делать с дирижаблем?

Оставить его монголам? Зачем он им, кстати? В идеале проще разрушить. Вот только это не так-то просто, помрём и мы с Дроздом. Захват? Тогда придётся положить всех, но взрывчатка… Клаус не блефует. Попытка захватить корабль закончится взрывом. Либо нам с Дроздом спрыгивать и двигаться дальше. Заложников продадут монголам, важные люди из столицы станут хорошим поводом для переговоров.

Ладно, пока выбираем план, когда мы с капитаном сваливаем. Задержался немного в рубке управления. Хоть я не специалист, пришлось напрячь мозги: маршрут, скорость, время.

Карта на стене показывала весь маршрут. Красная линия вела от столицы через Енисейск к монгольской границе. Расстояние огромное, даже на максимальной скорости полёт займёт больше десяти часов. Кажется, я высчитал нужное нам время, плюс-минус. Через десять часов нам придётся покинуть дирижабль.

Направился дальше гулять. Искал парашюты, и их тут не оказалось. Все склады пусты. Воры действительно забрали всё снаряжение, предусмотрительные ублюдки. Сука!

Глянул вниз через иллюминатор. Как нам прыгать? Там расстилалась темнота. Редкие огоньки деревень терялись в чёрной бездне, высота была огромной. Падение займёт минуты — достаточно времени, чтобы полностью осознать приближающуюся смерть. Но выбора нет. Оставаться на дирижабле — значит, лететь к монголам, а там меня ждёт плен или смерть. Вот тебе и прогулочка. А я ведь хотел насладиться полётом, перевести дух. Хрен мне на весь макияж.

Вернулся к туалету. Спрыгнул с паучка, кольцо вернул обратно на его спину. Мы направились в зал.

— Где ты был? — спросил у меня вор. — Почему так долго?

Тот самый, который пинал в живот. Садист с мерзкой улыбкой. Видимо, скучал без возможности причинить кому-то боль.

— Несварение, — опустил я голову. — Плохо мне. Укачивает.

— Я тебя сейчас, сопляк, укачаю! — с ноги ударил в живот.

Отлетел к стене и ударился головой. Тут же поднял руку, чтобы Дрозд не дёргался.

Ничего, тварь, я тебя запомнил. Больно вообще-то… Дыхание сбилось, рёбра ныли. Этот удар был сильнее предыдущего. Вор вкладывал в него всю злобу и желание причинить боль.

— Сри, блюй или что ты там делал… — улыбнулся ублюдок. — Тут! Понял? Ну, или я тебе помогу не мучиться.

Он отошёл от меня. Этот садист получит по заслугам. Когда наступит подходящий момент, я покажу ему, что значит причинять боль.

Пересказал всё, что узнал, некроманту. Опустил детали, что нам придётся прыгать и нет парашюта. Зачем раньше времени его расстраивать?

— Давай положим их всех? — предложил Дрозд.

Помотал головой. Нет. Я видел артефакт у Клауса, видел мины на дирижабле. Ещё хрен пойми как им управлять. Мы пока поиграем в запуганных заложников.

Оделся, посмотрел вокруг. Пассажиры постепенно впадали в отчаяние. Первое время полёта они ещё надеялись на спасение, теперь понимали: помощи не будет. Хорошо, что есть часы в зале и можно следить за временем. Восемь часов сорок минут. И как их можно потратить с пользой?

Девушка, которой пришлось раздеться, теперь сидела в углу, обняв колени. Она смотрела в одну точку, не реагируя на окружающих. Шок, психика не выдержала стресса. Её тётушка пыталась привести племянницу в чувства. Гладила по волосам, шептала успокаивающие слова. Но девушка не отвечала — ушла в себя, спасаясь от жестокой реальности.

Пожилой аристократ с усами начал кашлять кровью: стресс спровоцировал обострение болезни. На белом платке расплывались алые пятна. Спутница поддерживала его, но и сама была на грани обморока.

— Милый, держись, — шептала она. — Всё будет хорошо.

Но голос дрожал. Женщина понимала: её спутник умирает, и они ничего не могут сделать.

Молодой франт в углу продолжал рыгать. Его желудок так и не смог справиться с нервным напряжением. Теперь он блевал уже одной жёлчью. Запах распространился по залу, усиливая общее отвращение к ситуации.