Шрифт:
Папа, не обращая на него внимания, брезгливо взял Лосева за рубашку двумя пальцами и подтянул к себе.
– - Это он художник? Это с ним ты спала? Или с обоими сразу?
– он метнул косой взгляд в сторону ворочавшегося на матрасе Корсакова.
– - Вы мне льстите, папа, - пробормотал Игорь, пытаясь завязать ботинки, - мои лучшие годы давно позади.
– - Молчать!
– рявкнул мужчина, и, обернувшись к дочери, спросил с горечью, - для этого я тебя кормил-поил, холил-лелеял? Ночей не спал...
– - Бляди тебе спать не давали и рулетка, - Анюта, вывернувшись из рук телохранителей, бросилась к Владику. Ее снова поймали, оттащили к двери.
– - ...для того за границей училась, чтобы с патлатыми спидоносцами на помойке жить?
– продолжал монолог папа.
Корсаков фыркнул - папа напомнил ему короля Лира в исполнении Юри Ярвета, когда тот обличал неблагодарных дочерей. Мужчина взглянул на него и дернул щекой - погоди, мол, и с тобой поговрим.
В дверях показался еще один мордоворот.
– - Александр Александрович, там менты из местного отделения подъехали.
– - Так заплати и пусть отваливают. Ну, что, пакостник, - папа брезгливо поглядел на Лосева, - как гадить, так мы первые, а как ответ держать - в кусты?
– - Могу ответ... если угодно, я даже готов жениться на вашей дочери.
– - Да-а? А моего согласия ты спросил? Родительского благословения ты спросил, змееныш помоечный?
– - Я не понимаю, о чем вы, - слабо трепыхаясь в его руках, пролепетал Владик.
Корсаков скривился - Владик терял лицо, становясь похожим на нашкодившего кота, которого хозяин ухватил за шкирку.
– - Сейчас поймешь, - Александр Александрович повлек за его рубашку на середину комнаты и, чуть отступив, скомандовал, - дай-ка ему еще, раз не понимает.
"Комод" резко выбросил кулак, приложив его Лосеву в глаз. Тот отлетел, влип в стену и сполз по ней, закатывая глаза.
– - Подонки, убийцы, ненавижу, - закричала Анюта.
– - Так, - удовлетворенно сказал Александр Александрович и обернулся к Корсакову, - ну, а ты кто такой? Тоже художник?
– - Представьте себе, да.
– - И что же мы рисуем?
– - А вот, к примеру, - Игорь ткнул пальцем в портрет Анюты, висящий на стене.
Александр Александрович шагнул поближе. Корсаков увидел, как заходили желваки на его скулах. На портрете Анюта, обнаженная, сидела на полу по-турецки, в руках у нее горела свеча, трепетное пламя бросало резкие тени на ее тело, отражалось в зеленых глазах, смотревших из-под нахмуренных бровей. Александр Александрович пригнулся, разбирая подпись в углу холста.
– - Вы Игорь Корсаков?
– - Да, я - Игорь Корсаков.
Александр Александрович помолчал.
– - Вам повезло - я видел ваши работы в галерее Эберхарда в Штутгарте. Иначе за то, что вы изобразили мою дочь в столь непотребном виде...
– он сделал многозначительную паузу, - А что вы здесь делаете, позвольте узнать? Вы же художник с именем.
– - Живу я здесь, папа, - ответил Корсаков.
– - Не сметь обзывать меня отцом!
– вновь разозлился Александр Александрович.
– - Как угодно, я думал, что вам будет приятно.
Анюта истерически расхохоталась.
– - Картину вашу я забираю, - непререкаемым тоном заявил Александр Александрович.
– - Она не продается, - возразил Игорь.
– - А не сказал, что покупаю, я сказал - забираю. Анна, он с тобой спал?
– - Я попросил бы не оскорблять даму в моем присутствии, - заявил Корсаков.
– - Он мой учитель!
– внезапно сказала девушка.
– - Учителей тебе буду выбирать я!
– Александр Александрович обернулся к Игорю, - вон отсюда, или вам помочь?
– - Зачем же, я и сам, - Корсаков тяжело встал с матраса, подхватил куртку, снял с гвоздя шляпу - настоящий ковбойский "стетсон", и вальяжно прошествовал к дверям, - пардон, забыл кое-что, - натянув шляпу поглубже, он обернулся к татуированному парню, - как здоровье, дружок?
– - Не жалуюсь, - ухмыльнулся тот.
– - Ну, это пока, - Игорь без замаха врезал ногой ему в пах, и, не теряя времени, добавил кулаком в лицо.
Парень, опрокинулся на спину, а Корсаков, приложив два пальца к полям шляпы, подмигнул Александру Александровичу. Взвизгнула Анюта, Игорь заметил летящую сбоку тень, но отреагировать не успел - темнота поглотила его, как лавина зазевавшегося лыжника.