Не то чтобы от них была какая-то польза, — не без раздражения подумал князь. Двадцать пять лет прошло, а они всё ещё не могли сказать, что и как он делал.

А главное, они не могли ответить на другой, более важный вопрос. Зачем?

Подойдя к стеклу, Николай посмотрел на единственного обитателя комнаты по другую сторону зеркальной преграды. С той стороны сидел ребенок. Невысокий и худой. На вид ему было не больше двенадцати лет, но Николай прекрасно знал, что это не так. Если его люди не ошиблись в своих расчётах, то этому существу было больше пятидесяти, а его нечеловеческое происхождение выдавали в беспорядке рассыпавшиеся по плечам серебристо-платиновые волосы и длинные, заострённые кончики ушей.

Как и в прошлый раз, все стены комнаты были покрыты сотнями, если не тысячами разных рисунков, надписей, непонятных человеческому разуму иероглифов и рун. Они покрыли даже пол, но не они стали предметом живого интереса Николая.

Как и в его прошлый визит, на противоположной стене имелось место, которое значительно выделялось среди остальных. На нём имелся кусок свободного пространства, почти не затронутый нарисованными от руки каракулями. Вместо этого там виднелся идеальный круг диаметром более двух метров. Когда Николай пришёл сюда впервые, на его окружности существовало пять крупных точек.

И каждый год эти точки исчезали. Но только лишь для того, чтобы появиться вновь. И с каждым разом они постепенно ползли в сторону центра круга. Две из пяти точек уже не двигались на протяжении пяти и семи лет. А вот остальные… с каждым годом три точки постепенно ползли к центру и пока было невозможно сказать, какая из них достигнет его первой.

Но сегодня Николай пришёл сюда не для того, чтобы любоваться этим странным, нарисованным от руки и непонятным механизмом, который он не понимал.

Сидящий в центре комнаты молодой альфар медленно повернул голову в его сторону. Меньшиков встретился с его затянутыми мутной и белёсой плёнкой невидящими глазами. Словно смотрел в глаза слепца.

Только вот в этот раз, как и каждый из предыдущих, Николай был уверен на сто процентов, что эти слепые глаза смотрели ему прямо в душу.

Альф подобрал разложенные на полу перед ним листки бумаги, поднялся на своих худых, практически тощих ногах и пошёл прямо к нему, пока не замер всего в полуметре от разделяющего их стекла.

— Покажи мне, — приказал Николай.

Со стороны это могло бы выглядеть глупо. Звукоизоляция никогда бы не позволила звукам его речи проникнуть по ту сторону плотного стекла. Но он знал, что это и не нужно.

Будто бы услышав его, мальчик взял один из листков и приложил его к стеклу рисунком к Меньшикову.

На белоснежной бумаге виделся грубый рисунок. Неаккуратный. Гротескный. Выполненный множеством отдельных и неровных штрихов, он, тем не менее, складывался в единую и понятную картину.

На этом рисунке красивая женщина протягивала молодому человеку открытую коробочку. Шкатулку, в которой хранили драгоценности. Посмотрев на второй рисунок, Николай увидел, что там хорошо знакомый ему молодой человек стоял и смотрел на лежащий внутри коробочки предмет.

Тот самый предмет, который его человек, представившийся коллекционером из Германской Империи, попытался купить сегодня утром у новоявленной Анны Харроу, сообщив ей тем самым, кому именно раньше принадлежало это кольцо.

Именно так, как того и требовала партитура созданной цепочки событий с вероятностью в семьдесят шесть целых и две десятых процента.

Чёрно-белый рисунок не передавал цветов, но Николай и так знал, что лежит внутри.

Тяжёлое золотое кольцо-печатка. Никаких драгоценных камней и вычурности. Лишь матовое золото с овальной площадкой. Выполненные чёрной ручкой штрихи в данном случае мастерски передали красоту и одновременную простоту выполненной на площадке гравировки. Герб Империи в виде двуглавого орла, а под ним щит с вязью тончайших дубовых листов на окантовке. А поверх всего одна единственная буква.

Первая буква фамилии старого рода.

«Р».

— Ваше сиятельство?

Сидящий за своим столом Григорий Распутин поднял голову, оторвав взгляд от лежащих на столе перед ним отчетов глав отделений, и посмотрел на своего секретаря, которая заглянула к нему в кабинет.

— Что такое, Вера?

— Простите, что отвлекаю, ваше сиятельство, но к вам посетитель, — извиняющимся тоном произнесла она, заметив, как нахмурилось лицо графа.