— Ты не можешь этого знать. — напутственно сказал ему Распутин, на что Уваров лишь расхохотался.

— Я не мог этого знать и в первый раз. Может быть, и во второй тоже. Но в третий уже не особо верил. А сейчас… да чёрт с ней, с ногой. Или что? Я, по-твоему, после выздоровления марафоны бегать начну? Да на кой-оно мне надо?

Василий с усмешкой похлопал себя по объёмному животу, который довольно наглядно демонстрировал в графе любителя много, а главное, вкусно поесть.

— Ну как скажешь, — не стал продолжать уговоры Распутин. — Но если что…

— Если что, то я тебе обязательно скажу, — клятвенно заверил его Уваров, но Распутин не поверил ему.

Двери лифта открылись, и они вышли в коридор.

— Мне сюда, — сказал Распутин, указав на отделение неврологии. — Так что? Ты скажешь наконец или мне и дальше играть в угадайку?

— Скажу? — Уваров скорчил недоумевающее лицо. — Что скажу?

— Вась, давай только без этих глупых игр, — попросил его Григорий, отходя в сторону, чтобы пропустить сотрудников клиники, которые катили по коридору каталку с пациентом. — Ты не приехал бы сюда, если бы хотел просто «поболтать». Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить, что ты заглянул ко мне «просто так».

— Проницательно, — фыркнул тот. — Да, тема для разговора есть. Рахманов.

Распутин молча посмотрел на него, после чего огляделся по сторонам, подошёл к ближайшей двери, за которой скрывалась пустая смотровая, и кивнул Уварову.

— Заходи.

Василий не стал заставлять себя ждать и прошёл следом за ним. Закрыв за ним дверь, Григорий с укором посмотрел на своего друга.

— Ну?

— Ты в курсе, что вообще происходит с этим парнем в последнее время? — на всякий случай уточнил Уваров.

— Слышал, что он летал в Конфедерацию, — покопавшись в памяти, ответил Распутин.

— Слышал, значит, — хмыкнул Уваров и, оглянувшись, подошёл к медицинскому табурету. Уселся на него и стал растирать рукой правое бедро. — Слышал он…

— Василий, давай без этих вот многозначительных пауз, хорошо? — попросил его Григорий, сложив руки на груди и глядя на своего друга сверху вниз. — Если уж сказал «А», то изволь добавить следом «Б». Потому что играть с тобой в угадайку у меня нет никакого желания.

— Да-да, я слышал. Чтобы ты знал, парень летал в Конфедерацию с Молотовым.

Фамилия была Распутину знакома.

— Это, часом, не тот, который…

— Ага, он самый, — тут же кивнул Уваров. — У меня есть кое-какие контакты у конфедератов. Я частенько перекупаю через них редкие артефакты, если попадается приемлемая цена…

— То есть, если у твоих друзей в Африке есть приемлемое количество рабов для оплаты, — с отвращением произнёс Распутин.

Он знал о том, что Уваровы достигли хороших результатов в нише торговли редкими артефактами. Действительно хороших результатов. Это был далеко не единственный их бизнес. Даже не самый прибыльный, если уж на то пошло. Но в силу того, что Василий и его люди могли добывать довольно редкие образцы, он приносил значительный доход. Здесь главное — платить нужной валютой.

И это был тот небольшой грешок, который вызывал у Григория отвращение, пусть и он и старался делать вид, будто не замечал его.

Все они были не без греха.

— Давай вот только без излишнего ханжества, Гриша, — резко произнёс Уваров. — Или мне напомнить тебе, что по меньшей мере четверть всех редких побрякушек, которыми вы тут жизни спасаете, достал тебе я? И что-то тебя не сильно интересовало, чем именно я за них расплачивался.

В ответ на это Григорий лишь вздохнул и махнул рукой. Что поделать… Все они были не без греха.

— Ладно, забудь, — сказал он, желая сменить тему. — Так что там с Рахмановым?

— Парня убили…

— ЧТО?!

— Точнее, попытались, — тут же поправил себя Уваров, даже не пытаясь скрыть усмешку. — Спокойно, Гриша, в наше время так пугаться вредно для сердца…

— Я сейчас сделаю так, что тебе даже дышать для сердца вредно будет! — с угрозой произнёс Распутин, делая шаг вперёд. — Его попытались убить, а ты сообщаешь об этом только сейчас?

— Я сам узнал об этом всего пару дней назад. Не переживай. Те, кто попытались это сделать, очевидно, недолго радовались жизни. Да и парень, как ты знаешь, полон сюрпризов. Но я хотел с тобой не об этом поговорить.

— Тогда о чём?

— Меньшиков.

Глаза Распутина сузились, а пристальный взгляд замер на друге. Он очень хорошо помнил их последний разговор с князем. Очень хорошо. На самом деле, если бы он захотел, то смог бы воспроизвести их разговор слово в слово.

Но он не хотел. Если уж говорить по правде, то Григорий Распутин хотел бы, чтобы Николай Меньшиков более никогда не появлялся в его жизни. Один раз его «разумное предложение», заключённое в обёртку обманчивой логикой и разумности, уже стоило ему семьи.