А еще… Есть тайна. В дальнем углу приусадебного огорода, за крепким забором, зреют три кочана-гиганта, выращиваемые Афанасием по старинной монастырской методике, и с молитвенным наговором. Если к сроку они нальются соком, то самый крупный преподнесу Императрице-матери в день приезда.

Пусть усмехнутся придворные, назвав это чудачеством. Но я-то видел, как она вместе с фрейлинами за своим личным огородом присматривает, проявляя нешуточный интерес к своему хобби.

Осталось лишь дождаться сентября. И чтобы небеса смилостивились.

— Сандро, — перенял брат Лёва у Пущина его привычное обращение ко мне, — А что за календари ты рисуешь?

Вопрос вовсе не случаен. Уже второй вечер я при свете свечей привожу в порядок свои записи по Источникам. К тем, первоначальным, что в Михайловском и на монастырских землях, добавились Источники моего поместья, а потом и те, которые были найдены на землях недавно приобретённых вместе с Матюшкино, и до сих пор ещё до конца не обследованных.

Афанасий вместе с Прошкой только половину успели объехать, но результат их разведки уже меня радует. Понятно, что с самолёта можно всё быстрей сделать, но тут есть тонкость — малые колодцы Афоня не всегда успевает заметить, а их, как правило, в разы больше, чем средних, а уж тем более — больших.

Вышло так, что аурум, добываемый в Источниках, стал моим стратегическим ресурсом, а его количество и виды — ограничены не только по своему объёму, но и разнесены по времени.

Скажем, на авиацию мне в этом месяце аурума уже не хватит. А я на десятки новых станков замахнулся.

— Видишь ли, Лёва, каждая следующая ступень цивилизации отличается друг от друга всё большим потреблением энергии или силы. Именно она, в первую очередь, помогает людям стать венцом природы. Сначала люди приручили лошадей, быков и ослов, чтобы пользоваться их силой. Потом овладели силой ветра и воды. Даже пушки, и те используют силу сгоревшего пороха. И с каждым таким шагом люди становились сильней. Теперь у нас есть магия и паровые машины.

— Тогда почему учителя нам рассказывают про каменный, бронзовый и железный век? — наморщил мой брат лоб, пытаясь поймать меня на нестандартности объяснений и найти в них несоответствие тому, чему их обучают.

— Может, они пока сами не понимают, что есть главное? — предположил я в ответ.

Лёва задумчиво почесал затылок. Мои слова казались ему одновременно и логичными, и пугающими. Логичными — потому что он и сам замечал, как с каждым новым изобретением, с каждой новой технологией, человечество тратит все больше и больше ресурсов и сил. Пугающими — оттого что за этим самым «венцом природы» сквозило какое-то неутолимое, всепоглощающее стремление, которому нет конца и края.

— А что делаешь ты?

— Энергия — это сила. Я всего лишь хочу научиться использовать ее разумно. Не стану скрывать — к своей выгоде.

— Но ты заботишься о своих крепостных. Даже у бабушки в Михайловском они выглядят бедней, чем у тебя, хотя она каждого из них лично знает, и ни разу никого не обидела не по делу.

— Заметь, я ещё поля удобряю, и коней кормлю не сеном, а овсом. Не улавливаешь связь?

— Ты хочешь сказать, что это одно и то же? Но, брат, это же подло! Относиться к людям, как к животным! У меня просто нет слов!

— Хочу тебя удивить. Очень скоро, уже меньше, чем через три года я начну выдавать своим крепостным вольные грамоты. И поверь мне, от меня уйдут очень немногие. Ты за это тоже станешь мне пенять? А всё оттого, что им у меня хорошо жить.

— Ты решил отпускать крепостных? — выловил брат необычное в моих словах.

— Да.

— Зачем? Цена твоего поместья тут же упадёт.

В этом Лёвка прав. Согласно установившимся традициям, цена поместий в первую очередь определяется числом крепостных, и лишь потом идёт упоминание о землях и лесе.

Хех… Никогда не думал в этом ключе, хотя брат не ошибься. Хорош я буду через несколько лет, когда заявлю, что у меня осталось две — три тысячи крепостных, вместо семи — восьми.

Собственно, ни на что такая оценка особо не влияет, кроме чванства и оценки Попечительского совета, который мне без надобности.

Парадокс нынешнего времени в том, что государство реально выкупает у дворян поместья. Вот только этот процесс ограничен — казна на такое дело отпускает всего лишь пять миллионов в год. И да, оценка выкупа основывается на количестве душ, имеющихся в поместье.

— Лев, давай этот разговор отложим на следующий год. Пока просто поверь мне на слово, что очень многое меняется. А количество крепостных — вовсе не та величина, на которую стоит ориентироваться.

— Но ты же мне объяснишь?

— Запросто. Любое поместье стоит ровно столько, сколько оно приносит дохода, если к этому отнестись объективно. Достаточно поднять казначейские росписи. Если ты увидишь, что поместье заплатило налог с десяти тысяч дохода, то смотри на банковские ставки. К примеру, надёжный банк предлагает тебе такое же количество процентов на вклад, если ты туда вложишь двести тысяч рублей. У тебя есть выбор — купить поместье, или положить деньги в банк под проценты. А владелец поместья хочет триста тысяч.