— Чучело, — решил вслух Марьядек, впрочем тихо, чтобы не услышал всадник.

— Может и чучело, — строго поправил Раньян. — Только ему лет пятьдесят, не меньше, и путешествует сам-двое по опасным краям. Но до сих пор живой. Это о чем-то да говорит.

— Ну-у-у… Да, — вынужден был согласиться браконьер-пикинер.

— Конь, — вставила Гамилла, прищурившись. — Посмотрите на коня.

— А что с ним? — не поняла Елена.

— Это дестрие, — с толикой снисходительность объяснила дворянка. — Настоящий. Не чистокровный, на развод не годится, однако любому кавалеру не зазорно сесть.

— Сколько может стоить? — поинтересовалась лекарка.

— Пятнадцать золотых, самое меньшее, — без раздумий ответила Гамилла.

— Не дорого ли? Староват для полного барда и всадника в доспехе, — негромко усомнился Раньян.

— Да, но для турнира или короткого боя самое то. Хороший опытный конь — три четверти успеха.

Колонна прибывших первыми сдвинулась к обочине от греха подальше, пропуская сизого кавалера на черном дестрие. Даже рыцаренок, пыжившийся демонстрировать гордость и благородное достоинство, зачарованно смотрел на «Генриха». Конь, добредя до ворот, выучено замер и стукнул передним копытом в утоптанную до каменной твердости землю, совсем как умная собака, подающая сигнал хозяину. Всадник дернулся, осоловело качнул головой, вращая глазами как хамелеон, вразнобой. Вблизи стало заметно, что мужик действительно толст, едва ли не шире «Мультиварио», однако жирность скорее как у штангиста — фигура тяжелая, но мощная, с хорошо развитыми мышцами под салом.

Дварф, подумала Елена, ну точно дварф. Или медведь.

«Дварф» тем временем сфокусировал взгляд и прошелся им вокруг. Оглядел колонну баронской поддержки, затем громко сообщил граду и миру:

— Гы! Быдлы!

Пешие вроде бы не обиделись, зачарованные эпической картиной, а может привыкли к презрительному отношению со стороны благородной сволочи.

«Дварф» тем временем посмотрел на рыцаренка, громко икнул и добавил:

— Мое почтение! Ик… Во!

Он качнулся в седле, испуская волны чудовищного перегара, от которого Елена тут же вспомнила старые легенды про самозагорающихся людей, пропитанных алкоголем.

— Все интереснее и интереснее, — сказал Раньян. — Но как здесь оказалась эта бочка?

— Э! — громко проворчал в пустоту кубический человек. — Сам бочка! И эта… тоже быдла!

Он резко махнул рукой, придавая сказанному вес и окончательность суждения. Раньян хмыкнул, не в силах сдержать улыбку. Очень уж забавным казался пузан, хоть и сыплющий оскорблениями.

«Дварф» тем временем привстал на стременах и трубным гласом провозгласил:

— Я барон…

Он осекся, рухнул обратно в седло, так что конь аж присел малость. Всадник горестно качнул головой, затем с обезоруживающей откровенностью развел руками, бормоча:

— Забыл… Ну, вот, опять… Слышь! Помогай, быдла… не зря ж я тебе плачу.

— Не платите, — тихонько сообщил депрессивный слуга. — Только обещаете.

— Зато кормлю! — резонно возразил безымянный «дварф». — А будешь выеживаться — и обещать перестану! Так что, напоминай, какой я нынче барон… Согласно заветам старых предков и… все такое…

Он пошатнулся в седле, махнул сосискообразными пальцами, будто хватаясь за воздух, и громогласно пожаловался:

— Не видишь, быдла дикая, тут бла-а-ародные люди. А ты сволочь университетская. Выгоню, с голоду подохнешь.

— Точно университет? — окликнул меланхолика Гаваль.

— Точно, — кивнул тот. — Только недоучился.

— Бывает, — вздохнул менестрель.

Барон без имени хотел пнуть слугу в спину, чтобы добавить энтузиазма, но вновь опасно качнулся и отвлекся, пытаясь сохранить равновесие. Студиоз-недоучка подошел ближе к воротам, глядя снизу вверх, и, вместо ожидаемого представления, негромко попросил:

— Наймите нас, а? Недорого возьмем. И боец отменный… Хоть выглядит неказисто.

— Казисто! — проорал барон, который, надо полагать, тугим ухом не страдал. — Самый казистый меч и конь по эту сторону реки! Как там ее… тоже забыл… Не, и не знал, бо запоминать ненужное брезгую! У меня для этого ты есть, бесполезный книгочей.

Он втащил из-за широкого пояса мятый берет и пару мгновений задумчиво смотрел на головной убор с видом человека, ищущего, куда бы высморкаться.

— А копье? — едва сдерживая смех, уточнила Гамилла. — Меч есть, конь есть, где же копье?

— Не конь, а Барабан! Он мне как… ик! брат. На собственных руках выкормил и вырастил! А копье было! — с готовностью кивнул «дварф», и борода колыхнулась как огромная мочалка. — Но давно. Я там… где-то… далеко в общем, одних быдлов защищать подрядился, эти чудозвоны навострячили винокурню, да и обнесли всю округу на зерно.

Барон тяжело вздохнул, вытер беретом потное лицо и напялил на макушку.

— Зерно? — удивился вполголоса Марьядек.

— «Мертвая вода», — предположила Елена. — Водка. Ее лучше всего гнать из зерна.

— Во! — барон поднял толстый палец к небу. — То есть я их сначала покрошил… мудаки меня грабануть решили на лесной тропке. Гы! Смешно было. А потом наняли. Расколотить пару дурных черепушек — вот и рекомендация для черепушек целых! Не, ну смешно же?

— Обхохотаться, — согласилась Елена.