Из пасти медведя извергся рёв, наполненный болью и жаждой убийства. Пытаясь достать желтоглазого зверя, он закружил на месте. Всей тушей бросаясь вперёд и рассекая когтями воздух.

Придавленный ужасом Келиб без сил сидел на земле. Он задыхался от страха при виде борьбы, в которую ввязались два слишком неравных противника из одного, таёжного, мира.

Внезапный пронзительный взвизг острым лезвием прошёлся по сердцу. Разъярённый медведь могучим ударом отбросил лёгкого волка. Серое тело с глухим стуком напоролось на дерево, упало на землю и осталось неподвижно лежать. Шерсть на боку мгновенно окрасилась кровью, обозначая три длинных пореза от жутких когтей.

Бурая громада с располосованной мордой повернулась к Келибу. Под глазом свисал лоскут шкуры с выдранным мясом. Густая тёмная кровь заливала морду и стекала на грудь. Шерсть на горле слиплась и влажно блестела.

Потрясённый парень пытался отползти. Тело не слушалось. Из лёгких со свистом вырывался воздух. В голове грохотало.

Бока медведя заходили от тяжёлого дыхания. Зверь вздыбился. Шатаясь, поднялся. В глубине чёрного глаза вспыхнул злобный огонь.

Мордок сжался, чуя скорую гибель. Дыхание сбилось с ритма.

Вытянув морду, бурый гигант распахнул голодную пасть. По лесу покатился устрашающий рёв. В лицо Келибу ударил смрад протухшего мяса, и вязкая слюна зашлёпала щёки.

А следом прилетел короткий звук смерти, наполнив Атсхалы ёмким каскадным эхом. Рёв чудовища оборвался. Медведь осел на задние лапы и повёл головой.

Келиб во все глаза смотрел как он неловко пытается встать. И снова тот же хлёсткий удар, сухой и тяжеловесный, заставивший вздрогнуть даже вершины гор. Зверь покачнулся. Дёрнул башкой. И начал заваливаться набок, подминая массивной тушей хлипкие ветви кустарника.

– Келиб! – По тропе бежал человек с ружьём.

Нервно всхлипывающий парнишка так и остался сидеть на земле, не сразу признав в спасителе одного из охотников Грейстоуна.

– Цел? – спросил мужчина, подходя и оглядывая место борьбы.

С ужасом продолжая смотреть на бездыханного гиганта, Келиб мотнул головой. Потом его глаза нашли неподвижно лежащего друга. Он подполз к Серому, тихонько толкнул в бок и шёпотом позвал. Голова волка безвольно свесилась. В жёлтых глазах, обращённых на парня, медленно гасла жизнь.

– Пойдём, парень, – позвал охотник, – доведу до дома. Мать с отцом поди с ума сходят. Да, попал бродяга, – добавил он, разглядывая умирающего волка.

– Надо его похоронить, – всхлипнул Келиб и, задыхаясь от горя, стал размазывать слёзы по грязным щекам. – Надо его похоронить…

– Спасибо, Виндок, – поблагодарил Магнус, поддерживая обессиленного Келиба. – Если бы ты не подоспел, сегодня я потерял бы сына.

– Сочтёмся, Мордок, – сухо ответил тот. – Так поступил бы любой, окажись он рядом.

Поправив на плече ружейный ремень, он сбежал с крыльца и покинул двор Мордоков. Магнус проводил спину Уорда угрюмым взглядом, запрокинул голову и тяжко выдохнул.

…

– Вставай, Серый. – Келиб склонился над безжизненным телом, потрепал ещё тёплую шкуру. Не переставая гладить и тормошить, он всё звал и звал товарища. – Вставай. Чего же ты лежишь? Ночь скоро.

Он обхватил тяжёлое волчье тело, хотел приподнять, да сил не хватало. Ощутив на пальцах сырое тепло, с изумлением обнаружил на них пугающе яркую кровь. В нос ударил жуткий дух смерти. Пришло понимание невозвратимой потери. Склонившись над Серым, Келиб взвыл от горя, будто лишился части души, и упал, зарывшись лицом в жёсткую шерсть, остро пахнущую смолистой корой и лесом.

Оглянувшись, потянулся к ещё маленькому волчонку, каким увидел его впервые. Ласково потрепал щенка за ухом.

– Вставай, Серый.

И долго смотрел на свои руки, вместо которых видел сильные волчьи лапы.

…

Всю ночь Келиб метался в жару. Приходил в себя, смотрел на мать ярко-жёлтыми глазами, но не узнавал. А потом опять забывался беспокойным сном, в котором бредил, звал и выл. Да так тоскливо и страшно, что приводил домашних в отчаянье.

Утро облегчения не принесло. Келиб просто затих, глядя безжизненным взглядом в низкий потолок. Ослабевший, без воли к жизни, он просто угасал.

День сменял ночь. Ночь – день. Парень оставался в странном полузабытьи, проживая часть жизни во снах. Никто не видел то, что видел он, блуждающий в сумеречных лесах Атсхалии.

А он искал. Если лесную тропу пересекала знакомая тень, бросался следом и бежал сквозь дремучую чащу. Ноги рвала нестерпимая боль, как тогда, в детстве. Будто наружу тянуло жилы.

Глубоко погрузившись в видения, Келиб узнавал настоящую Атсхалию, тёмную и непримиримую. Древний мир открывал ему страшное прошлое, предупреждая о не менее страшном грядущем. И тогда из груди младшего Мордока изливался тонкий тоскливый вой.