А что тогда реально? Внезапно Прентиса охватила уверенность, что реальны по крайней мере некоторые моменты в рассказе Кенсона.

А вот история Лизы про зедриновую зависимость перестала казаться ему такой уж убедительной. Теперь она походила на побасёнку.

Может, сочетание колких ледяных струй дождя и Лизиной враждебности выдернуло его из одури, которой он даже не замечал, пока не стряхнул её.

Как я сюда попал? удивился он. Он же собирался ускользнуть от Лизы с Артрайтом. Как вообще я мог поверить в эту шитую белыми нитками байку про клинику детоксикации? Как я умудрился сесть к ней в машину после того, что услышал от Кенсона?

И почему, продолжал думать Прентис, Лиза приехала одна, без Артрайта?

Лиза мне предназначена, явилась мысль. (Кому явилась? Ему? Или Эми?) Он идеально подходит для такой, как Лиза. Как раз на такой крючок он бы с готовностью попался.

Типичная приманка. Ключевой момент. Почему? А кто его знает. Он такого типа. Он кое к чему пристрастился. Это началось задолго до того, как Лиза без особых усилий его обольстила. Он вдруг увидел неразрывную цепь причин и следствий, тянущуюся в прошлое, в дни его совместной с Эми жизни в Нью-Йорке.

Началось всё с его привычки слепо увиваться за девушками. Отчего он изменил Эми? Из-за её болезни или потому, что предлог подвернулся? Выпадало время, когда он был с Эми очень счастлив, а случалось и так, что это счастье его пугало.

(Машину опасно занесло на скользкой трассе, но Лиза удержала её и выправила курс, а тут и прямой участок начался. Улучив момент, девушка опустила крышу до конца. Прентис, думая о своём, помог её закрепить.)

С Эми из его жизни исчезло нечто невосполнимое — гораздо большее, чем постоянство, принесённое им в жертву своеволию. Новые отношения, новые интрижки казались ему недостаточно... достоверными. Он вспомнил реплику одного из персонажей какого-то своего сценария:

Он вспомнил также, как отреагировала Эми, прочтя этот фрагмент:

— Исследователь? Какой удобный эвфемизм ты отыскал.

Эвфемизм для бабника. Человека, который жить не может без походов налево. Мужчины, которому периодически требуется подтверждение своей сексуальности со стороны новой девушки. Но было в нём и ещё что-то, субстрат, подстилавший похоть. А именно — затаённый гнев на всех женщин.

Пассивно ёрзая на пассажирском сиденье «БМВ», отстранённо слушая, как что-то рядом говорит Лиза, обращаясь к нему, пытаясь снова отвлечь его внимание, Прентис чуть рассудка не лишился от неожиданно накрывшей его с головой нечеловеческой, безмерно трагичной тоски по Эми. И тогда словно бы отдёрнулась застившая ему глаза мембрана. Повернувшись к Лизе, он постиг, что все фильтры на миг опали с его сознания. Он увидел Лизу подлинную. Увидел её духовным и в некотором эфирном смысле физическим зрением.

Изо рта у неё проросла тошнотворно-липкая, серебристо-серая червеобразная протоплазменная структура, оплела глаза, высунулась в точках психического давления на висках и горле: червь завладел ею, пророс сквозь её организм, и когда девушка, в свою очередь, обернулась к Прентису, миноговидная, клыкастая, окольцованная пасть червя повернулась вместе с ней. Многослойная полупрозрачная сущность, толстая, как шланг огнетушителя, свернулась в её теле, как червяк в куче гнили, проскальзывая через неё, извиваясь, корчась, будучи одновременно частью Лизы и функционируя независимо, потому что Лизе это ничуть не мешало спокойно управлять автомобилем... Вместо глаз у червя были кластеры полипов, неспособные выражать человеческие эмоции, но Прентис явственно ощутил, что червь настороже и голоден.

Он завопил, как ребёнок, наступивший на скорпиона. Дёрнулся, рванулся к рулю, схватился за него, выкрутил машину к растущим на обочине колючим кустарникам, движимый бездумным желанием вырваться. Что угодно, лишь бы вырваться из автомобиля.

«БМВ» рванул, и Лиза вскрикнула от яростного изумления. Перед лобовым стеклом мелькнул указатель на бетонном пьедестале, пестрящем галькой, и машина врезалась в мансаниту. Ветки отяжелели от ливня и обрушились под двойным напором ветра и авто. Он услышал тошнотворный тупой удар — это Лизу сорвало с водительского сиденья и стукнуло о ветровое стекло, да так, что то забрызгалось её кровью. Машину унесло ещё дальше в кусты, двигатель чихнул напоследок и сдох. Прентис едва замечал, что ранен сам: ему рассекло лоб. Что Лиза ранена очень тяжело. Он заскрёбся о дверь, ничего не видя перед собой от слепящей боли. Лиза поймала его за локоть и зловеще зашипела. Он не осмелился обернуться, но резким движением вырвался из её хватки и вышиб дверь, наконец, вывалившись наружу. Каждое движение усиливало боль в голове. Не раздумывая, он кинулся в кустарники и побежал вверх по склону холма. Лиза что-то кричала ему вслед, но непохоже было, что она его преследует.

Пробежав не меньше четверти мили, он выбился из сил, остановился, чувствуя, как тяжело бухает в груди сердце, и оглянулся. Долго протирал залитые водой глаза, прежде чем насилу сфокусировал взгляд. Уже совсем стемнело, но с вершины холма исходил слабый свет. Там стоял домик. Ранчо? Слишком темно и пасмурно, чтобы сказать наверняка. Впереди тянулась усыпанная гравием тропинка. Немного левее того места, где стоял Прентис, она разветвлялась. Он вылез на тропинку и нерешительно затрусил к развилке. На губах ощущался вкус разбавленной дождём крови, стекавшей со лба. Он долго стоял, щурясь на развилку. В голове не было ни единой разумной мысли.