Сука.

Лесбиянка.

Эти слова меня не пугали.

Я определенно бывала сукой, а оскорбления на своей гомофобии строят только придурки. Даже бойкот от всех, кому нравился Джейк, меня не ранил, потому что на большинство из этих людей мне было пофиг.

Через неделю после того, как я отказала Джейку, я протянула руку, чтобы открыть свой шкафчик, и вляпалась в пригоршню соплей и слюны. Я отдернула руку. Между пальцами образовалась склизкая паутина. Я побежала в туалет за бумажными полотенцами.

Не важно. Плевки мне не навредят.

Спустя два дня за обедом я рисовала эскиз. Столовая, похожая на широкую бурную реку, столы – точно обломки кораблекрушения, раздираемые порогами, ученики – выжившие, которые пытаются не утонуть. Одни наполовину ушли под воду и уже превращаются в морских обитателей; другие стоят на столах и пытаются спихнуть под воду остальных. Кто-то выдернул бумагу из-под моего карандаша. Раф Джонсон предъявил картинку небольшой группе ребят, сгрудившихся за его спиной.

– Любопытно, – протянул он. – Налицо больной разум. Что скажете, коллеги?

Остальные согласно зашумели.

– Так и запишем, – заключил он.

Он разорвал картинку пополам, потом на четверти, потом на восьмые, а после этого засунул ее под мой карандаш.

– Зачем же ты свои картинки рвешь, киса? – сказал он. – Ничего ты не добьешься таким образом.

Окруженный своими прихвостнями он, гогоча, ушел.

Я положила карандаш на стол, прежде чем сломать его пополам. Я знала, что рисунок был хорош, хоть это и был лишь набросок. Знала, что Раф не признает произведение искусства, даже если оно врежет ему по яйцам. Знала, что даже если бы он разбирался в искусстве, то все равно сказал бы, что рисунок плохой, и порвал бы его, потому что дело не в том, хорошо нарисовано или нет, – дело в том, что рисовала я.

Я кинула обрывки на поднос и пошла выбрасывать с него мусор. Контейнеры для мусора и вторсырья стояли рядом со столом Джеффри (моим старым столом), и теперь, когда они с Лейн сидели там каждый день, стало неловко. Выбрасывая мусор, я постаралась не обращать на них внимания, но потом повернулась и увидела, что они целуются. Казалось, будто Лейн пытается съесть его лицо. Джеффри был озадачен. Отодвинулся от нее. Она забралась к нему на колени.

Я отвернулась; давление подскочило так, что голова грозила взорваться и засыпать Помпеи пеплом. Дело было не в том, что она целовала Джеффри, – Джеффри мог целоваться с кем угодно. Дело было в том, что каким-то образом она убедила Джеффри тратить время на нее, в то время как он должен был тратить его на меня. Это было мое место за моим столом, и моего лучшего друга она лапала на глазах у всех.

Я влилась в толпу, выходящую из кафетерия, и остановилась в нише возле туалетов, чтобы перевести дух.

Чей-то палец коснулся моего плеча. Я вжалась в угол.

Всего лишь Джеффри.

– Привет, – сказал он. Его брови-медогусеницы хмуро сошлись нос к носу.

– Привет, – сказала я.

Наконец-то у меня получилось это сказать. Точно свежий воздух ворвался в давно запертую комнату.

– Давай поговорим? – спросил он. – Может, после школы?

– Конечно, – ответила я. – Где?

– Может, здесь?

– Нормально.

– Круто.

Он отошел на пару шагов. Потер шею. Обернулся.

– Ты в порядке? – спросил он.

– А ты в порядке? – ответила я.

Он слегка улыбнулся.

– Увидимся, – сказал он.

Остаток дня я осилила без особых проблем, разве что один раз меня толкнули в спину, а на химии Сисси попросила меня не сидеть так близко, чтобы люди не начали нас обзывать лесбийской парой. Сидевшая напротив Эль Миллер, которая только что попрощалась со своей девушкой в коридоре, прожгла Сисси самым язвительным взглядом, какой я только видела в жизни, и, подхватив свои вещи, ушла в другой угол лаборатории.

После седьмого урока Джеффри ждал меня у туалетов возле столовой. Прислонившись к стене, одной рукой он листал что-то в телефоне, а другую засунул в карман. Он был как на картинке: идеальный мальчик-отличник, опрятный, аккуратный и готовый делать домашку. Они с Джейком дополняли друг друга: идеальный ученик и идеальный спортсмен.

– Привет, – сказала я.

Джеффри сунул телефон в карман:

– Привет.

– Пишешь Лейн? – спросила я.

Он покачал головой:

– Она не любит переписываться. Кроме того, мы, ну… расстались.

– Вы расстались? Когда? На обеде вы казались не очень-то расставшимися.

– В смысле, когда она начала меня тискать? Это она сразу после того, как я сказал ей, что мы должны расстаться.

– Ты ей сказал, что хочешь расстаться, а она к тебе полезла?

Джеффри пожал плечами.

– Почему расстались?

– Общих интересов не было.

– Вы разве не общались после школы?

– Да, немного.

– И о чем вы разговаривали?

– Мы… не разговаривали.

– А.