А уровень… ну он не попал тогда кулаком по мне, но мог просто притворяться. А может ему и не требуется это, когда он может руками рвать всех тварью. Но есть только один способ выяснить, что он за… существо.

— Я знаю, что делать, — сказала я.

— Что?

— Я… поговорю с ним. Возможно он стал таким из-за того, что произошло за шесть дней, пока он был один. Возможно сможем понять, с чего он стал таким… дёрганым.

— А если он и есть такой?

— То тогда хуже не будет, — ответила я, и Дара прижалась ко мне.

Такое ощущение, что я собираюсь потыкать веткой в дракона.

Антигерой, накачанный рельефный воин, может волосатый, а может и нет, но обязательно в шрамах и с огромным хуем, которым он трахал своих рабынь и заложниц. Его верные спутники и спутницы. Способный порвать героя голыми руками и один выступить против целого города. Он должен был быть воплощением зла.

Реальность куда более прозаичная. Худощавый паренёк, больше похожий на библиотекаря, который своим видом вызывает угрозы столько же, сколько и ромашка в поле. Он уж точно у женщин стойкого желания наброситься на шею не вызывает, как не вызывает и чувства угрозы. Ему бы ещё очки…

И всё же именно это, как теперь мне кажется, и является самым страшным. Он словно зараза, словно эпидемия просачивается и уничтожает всё. Разрушить город своими руками? Пф-ф-ф… Да он просто спалит его с жителями! Освободить рабов? Ну тогда он просто сожрёт всех, чтоб свидетелей не осталось. Отдать своего раба? Зачем, если можно убить тех, кто его забирает.

Да, он не страшен. Но именно то, что мы не чувствуем от него опасности, делает его более смертоносным. И он не стесняется идти по трупам, не стесняется убивать и вообще сам себе на уме.

Это… возбуждает. Опасность вызывает у меня желание попробовать её на вкус. Если это меня не убьёт. А убить то он может. Да и быть снова использованной не хочется, хотя теперь, если только этим и обойдётся, можно будет вздохнуть с облегчением.

Встали мы под утро. Дара так и уснула на мне, уткнувшись в мои сиськи. Хорошая девчонка, хоть и дура, в этом Мэйн прав. Нельзя верить, нельзя привязываться, нельзя думать о других, выступая на такую авантюру. Но мы все люди и у всех есть слабости.

Ну к Мэйну это не относится, он на своей волне, ему не впервой убивать десяток другой человек.

Все вставали медленно, и я поспешила толкнуть Дару, поднимая её с меня. Только вот Мэйн не спешил просыпаться. Может умер? Хотя глупая надежда, такие не дохнут. Зло вообще очень живучее.

Мэри подошла к нему и аккуратно потрясла за плечо.

Мэйн медленно поднялся и оглянулся, словно пытаясь понять, где он. Его рука тут же легла на меч. Взгляд забегал и остановился на дереве, не знаю, что он там увидел, но с него взгляд переместился на меня. Внимательный и нехороший. Потом Мэйн посмотрел на Дару… Которая тут же спалилась, отвернувшись и покраснев, и вновь на меня. Понял, он всё понял.

— Дара, Мэри, идите там… воды наберите или ещё чего…

— Но у нас есть вода… — начала была Дара.

— ПИЗДУЙТЕ НАХУЙ, ПОКА Я ВАС НЕ ПОЗВАЛ, ТВАРИ! — гаркнул он неожиданно, заставив нас троих вздрогнуть. И если Мэри ещё не знает, с кем свела её судьба, то вот мне стало страшно.

Перед смертью хочу потрахаться, только ласково и нежно.

Две девчонки юркнули в кусты, спасая свои плоские задницы от неоправданного гнева и на поляне остались только мы.

Мэйн посмотрел на меня. Иногда его голова едва заметно дёргалась, глаза моргали так, словно ему туда что-то попало. Лицо искажалось разными гримасами, словно он не мог подобрать нужную для этой ситуации. И всё же его взгляд буквально сверлил меня, словно пытался что-то нащупать. Нащупать так же, как нащупали и вытащили его пальцы меч. Которым теперь Мэйн им угрожающе покачивал.

— Значит Дара рассказала, — сказал он тихо. Видимо спрашивать он не видел смысла.

— Да.

— И? Что думаешь по этому поводу?

— Ну… мне с тобой теперь жутковато, — честно призналась я.

Он зашагал ко мне, и я невольно выпрямилась. Уж как-то подозрительно кончик меча смотрел на меня.

— Слушай, мы же можем решить вопрос иначе, верно? — попыталась откупиться я. — Как тогда на втором этаже, не обязательно применять насилие.

Да-да, я вот такая я шлюха, как до жизни дошла речь, так торгую собой. Ну уж извините, жизнь дороже.

— Всегда ненавидел шлюх, — улыбнулся он. Его лицо сейчас было каким-то неправильным. Не тем, что было раньше, словно передо мной был другой человек.

— Погоди-погоди-погоди! Мы же вроде неплохо уживались, — уже паниковала я, выговаривая всё скороговоркой. — И я тебя не трогала, и ты меня… Погоди!

Он остановился прямо передо мной.

— Шлюхи должны сдохнуть, — пробормотал он, скалясь как больной ублюдок в подворотне, пытая детей.

— Да за что!? Чем я тебе не угодила!?