Я прекрасно осознавал себя. Единственное, чего мне не доставало для чёткой картины происходящего — так это ответа на простой вопрос:

Где я, и как я сюда попал?

Приподнявшись на локтях, я почувствовал, как от низа живота исходит судорога. Боль тут же перекрутила кишки, отозвалась колокольным звоном в голове, от которого мир, едва вставший на место, тут же поплыл и закружился. Я резко повернулся вниз, чувствуя, как ко рту подкатывает кислый вал тошноты.

— Так, молодой человек, — услышал я чей-то суховатый голос, едва закончил блевать. — Спокойнее, спокойнее…

Я почувствовал, как чья-то ладонь аккуратно постучала меня по спине. Тонкая ниточка мерзкой слюны тянулась от моей губы до лужицы рвоты на полу, из носа текли сопли, а в глазах стояли слёзы. Это не считая того, что адски хотелось пить.

В этот момент грубоватая ткань носового платка показалась манной небесной.

— Вот так, так, правильно, — продолжил голос, укладывая меня обратно в постель. — На меня смотрим, на меня. Успокаиваемся. Воды дать?

Едва справившись с новым приступом головокружения, я через силу кивнул. Мир всё ещё плыл перед глазами, и я никак не мог сфокусировать взгляд на моём собеседнике. Пульсирующие белые пятна застилали взор, как будто я смотрел на ярко раскрашенный атлас звёздного неба, а не на комнату перед собой.

Через пару секунд подобной пытки, я почувствовал, как край деревянной чашки упирается мне в губы. Открыв рот, я начал с жадностью глотать прохладную воду.

Постепенно головокружение отступало. Я уже мог собраться с мыслями и различить лицо, застывшее передо мной.

Это был абсолютно незнакомый мне мужчина, как раз того возраста, когда зрелость начинает потихоньку уступать место старости. Черты его лица были острыми, какие бывают у выходцев с запада континента. Я бы поставил на альбийца или лоргина. По широкому лбу пролегали три тонкие линии морщин, судя по всему, незнакомец часто хмурился. Чуть длинноватые, русые волосы были неаккуратно зачёсаны назад и едва затронуты серебряным блеском седины. Лёгкая щетина покрывала скулы, но была скорее признаком небрежности, чем устоявшимся стилем.

Чем-то он был сильно занят в последнее время. Даже не успевал побриться. Хотя, можно было и не гадать.

Очевидно, мной.

— А… — едва выдавил я из себя, но незнакомец тут же предостерегающе зашипел.

— Спокойнее. Спокойнее. Пришли в себя? Вот и прекрасно. Давайте удостоверимся, что всё в порядке, а то сколько можно лёжнем лежать…

Я кивнул головой и тут же от страха зажмурил глаза, спиной вжавшись в огромную перьевую подушку. Я ожидал нового приступа тошноты, но головокружение неожиданно отступило. Только где-то в глубине затылка стучали маленькие молоточки.

— Отлично, недомогание вроде проходит, — продолжил мой спаситель. — Меня отчётливо видите?

— Да, — просипел я.

Горло, не смотря на выпитую воду, продолжало саднить.

— Ещё воды? Это мы мигом. Так, а, допустим, вот этот шкаф? — незнакомец указал себе за спину, сам гремя посудой на небольшом туалетном столике посреди комнаты.

Я с силой моргнул, заставив себя сфокусировать взгляд. Действительно, за его спиной стоял массивный, по всю ширину стены, книжный шкаф. Судя по потому, что полки его были плотно забиты разномастными корешками, хозяин этой комнаты был большим фанатом книгопечатания, которое в последние годы, как чума, распространилось по всему северу.

— И шкаф вижу.

— Отлично. Пейте, — произнёс он, вновь поднося кружку к моему рту.

Дважды мне повторять не пришлось.

— А свет? — поинтересовался незнакомец. — День сейчас, ночь?

Я скосил глаза вправо, глядя в широкое окно. Серые облака за тонким, чуть матовым стеклом, явственно свидетельствовали о том, что на улице всё-таки стоял день, пусть и крайне пасмурный. Судя по тому, что солнечные лучи светили как бы сквозь воду, вскоре стоило ожидать дождя.

— День на улице, — подтвердил я. — Осенний. Скорее всего. А вы, собственно, кто такой?

В ответ на мой вопрос незнакомец лишь широко улыбнулся.

— Конечно, отвечать подобным образом невежливо, но для начала я хочу уточнить, кто вы такой. Вы не против?

С этими словами он, не дожидаясь моего ответа, подхватил со стола лист пергамента, обмакнул стилус в чернила и, пододвинув стул к изголовью кровати.

— Ваше имя?

От резкости вопроса я даже немного опешил. И ответил честно.

— Рейн Летт.

— Фамилия какая у вас… с востока? Впрочем, неважно. Полных лет вам?

— Двадцать семь.

— Хорошо. Род занятий?

— Арканоло… Да Тьма вас побери, я что, на допросе?! — не выдержал уже я.

Шутливо отшатнувшись от моего натиска, незнакомец примиряюще поднял руки.

— Прошу прощения, мастер Летт. Конечно нет. Ни о каком допросе или исповеди речи не идёт, к тому же, я не надел епитрахиль. Всего лишь дополняю собственные наблюдения за пациентом. Вы, хоть и против своей воли, но всё же послужили на благо науки. И теперь я просто хочу удостовериться в том, что раны, полученные вами, никаким образом не сказались на вашем рассудке. Вы можете вспомнить лицо матери?