Виллемина велела Луфе, которая за это время уже сделалась леди за заслуги перед короной, читать ему новейшую книжку для детского чтения — «Дитя, рассуждающее здраво», хотя, по-моему, его высочество в ней занимали только яркие картинки.

— Он ещё совсем маленький, — сказала я. — Ему и «Рассуждения о громе», и «Рассуждения о лошадях, собаках и других добрых зверях», и «Рассуждения о стране» — всё едино, ему эти брусочки и Тяпка нравятся. И рамочки из цветочков.

— Пусть слушает, — сказала Виллемина весело. — И «Балладу о Звезде», и «Летопись Риэля» — это леди Луфа читает ему на ночь, чтобы убаюкать. Пусть эти слова отложатся у него в душе, поймёт потом. Меня обучали так же.

— Ты хочешь обучать его, как учили тебя? — хихикнула я. — Бедный принц, в какие руки он попал!

— Жизнь сурова, — безмятежно сказала Вильма.

У моей королевы был настоящий дар меня утешать. Во всяком случае, отвратительное предчувствие, что я умру от слёз, когда увижу Клая, прошло. Я встретила его не то чтобы спокойно, но в более или менее здравом рассудке.

Но всё равно вцепилась в него изо всех сил. Будто он мог провалиться сквозь землю прямо сейчас.

И он коснулся губами моей щеки. Твёрдый тёплый фарфор…

— Тёплый… — удивилась я.

— Третий Узел всем желающим, — сказал Клай с явственной улыбкой в голосе. — Делал мессир Валор, твоим именем — героям Синелесского Рейда. Небось, и ордена дадут: все участники приглашены на большой официальный приём, послезавтра. Я уже не успею, леди-рыцарь.

— Ты уже знаешь… — у меня сердце сжалось.

— Так точно, — сказал Клай. Держал меня, как хрупкое сокровище. — Мне Валор сказал ещё до обряда. Чтобы я подумал, наверное. Я подумал. Третий Узел, конечно, жизнь мне малость осложнит… но чутьё очень обостряется. Как у живого. И память ярче.

— Память…

Я взяла его руку, стащила офицерскую перчатку и прижала его ладонь к своей щеке. Тёплую. Слёзы потекли всё-таки.

— Не очень нам везёт, да? — сказал Клай. — Не плачь, пожалуйста, леди звезда сердца моего, мы встретимся. Мы встретились после Синелесья — и снова встретимся… Просто вот такая уж судьба нам нарисована. Это не самый худший случай, правда…

— Но я-то хочу…

— Чтоб твой фарфоровый ослик — всегда рядом, на подушечке? — фарфоровая маска Клая была ещё не настолько высвечена, как у Вильмы, но улыбка всё равно бросала на неё заметный отсвет, вроде огоньков в глазах. — Не могу я на подушечке, ты ж знаешь. Я солдат, мне приказывают — я иду сражаться. Но я ж всё равно твой ослик, Карла.

— Мы встретимся, — сказала я с таким чувством, будто заклинала ад. — Мы всё пройдём и встретимся. И я хочу, чтобы ты точно знал… — и не смогла выговорить.

— Я точно знаю, — сказал Клай. — Я чувствую. Ты ж меня подняла… Послушай, я где-то оставил офицерский планшет… когда обедали с государыней. Бросил куда-то, дурак, а теперь не могу найти. Тебе не попадался?

— Нет, — сказала я. — Друзелла бы нашла…

Но в этот момент меня поскребли по ноге лапой. Я посмотрела вниз, и Клай посмотрел тоже — рядом с нами сидела Тяпка, довольнёшенька, держа планшет в пасти. Определённо ожидала похвалы — и Клай присел рядом, чтобы её погладить.

— Умная, умная собака! Нашла мою ценную вещь, да? Нашла?

Тяпка скакала вокруг в полнейшем восторге. Клай прицепил планшет — и мы снова обнялись.

— Ты уезжаешь вместе с Вэгсом и их делегацией? — спросила я.

— Так точно. Со мной Барн — ординарец и на всякий непредвиденный случай. И в перелесской столице — ещё трое ребят Трикса, — напомнил Клай. — Так что я буду среди друзей и в полном почёте. Важное лицо же ж! Особа, приближённая к диктатору! Наши уже уладили все формальности, насколько я понимаю.

— Я приду тебя проводить, — сказала я… и у нас нашлось ещё немного времени на поцелуи.

Тёплый и чуть шероховатый фарфор. Моё живое-мёртвое… к моей душе привязанное тремя узлами…

За Клаем зашёл гвардеец. Мне снова пришлось втягивать слёзы обратно в глаза. Я ещё смотрела в окно, как они садятся в мотор… и тут уже ничего не втягивала.

От мрачных мыслей меня отвлекла Тяпка: она что-то копала под диваном и бухтела, словно погавкивала про себя.

— Нельзя! — крикнула я. — Мышь там, что ли…

И заглянула под диван. Не мышь.

Сложенный вдвое листочек, выдранный из офицерского планшета. С куском какого-то чертежа вроде защитной звёздочки. Просто выпал, пока Тяпка планшет таскала.

— Ну вот, — буркнула я, разворачивая листок.

Я больше не буду плакать, думала я. У нас слишком много дел. У нас слишком тяжёлые роли. Их надо сыграть как следует. А бумажку я отдам ему, когда буду прощаться.

И случайно прочла несколько строф, написанных наискосок, чернильным карандашом, мелким угловатым почерком Клая: