Шрифт:
Но тут раздался звонок.
— Аня, — обрадовался Горчаков и приложил телефон к уху. — Да, Анечка!
Девушка что-то коротко сообщила, и Вадим радостно поднял вверх указательный палец свободной руки. Это однозначно был жест победителя. Наверное, Юлий Цезарь так делал, когда ему докладывали о захвате очередной Британской провинции.
— Отлично! Уже лечу к тебе на крыльях любви! Готовься!
— Туда же, откуда забирал меня, пожалуйста, — попросил он, пошевелив пальцами, как пианист, разминающий их перед выступлением.
— Таки второе свидание? — ехидно поинтересовался я. — Скажи мне, ничего не скрывая, как математик математику!
— Ага! Именно оно. Буду лежать и ничего не делать. Ей надо — пусть она и занимается моим телом. Оно сегодня настрадалось достаточно, ему необходим отдых. Поход в подземелье выдался очень нервным. Плюс ещё и князь начал умничать. Тут работает такое правило — чем высокопоставленней, тем твердолобей.
— Но он же потом извинился.
— Да. А что ж ты хочешь, он действительно князь, несмотря на все недостатки. Благородство в нём сохранилось вопреки нынешнему времени. Он не из этих… купивших титулы.
Я высадил его у подъезда.
— Счастливо, — сказал Вадим, — но если у меня спина не пройдет, отвезёшь меня к твоей массажистке. Очень уж заманчиво оказаться в ее руках.
— Когда ж ты начнешь думать о чём-то другом! — засмеялся я.
— Никогда, — пафосно поднял подбородок Вадим. — Если я перестану думать о бабах, это буду уже не я. А потерять себя — это самое страшное из того, что может случиться с человеком.
— Покажи, что ты умеешь, — произнес Михаил Семёнович.
Он, Алан, и ещё несколько мужчин стояли на краю небольшой поляны в лесу.
Высокий лысый человек широко улыбнулся.
— Ты мне не веришь?
— Верю, но я привык все проверять.
— Даже после того, как у нас все получилось с заводом? — продолжил улыбаться лысый. Он явно ничего не опасался. Суровые лица людей не производили на него никакого впечатления.
— Даже после этого.
— Ну хорошо, — ещё шире растянул губы в улыбке лысый человек, и, что-то неслышно проговорив, сделал несколько странных движений, будто лепил в воздухе что-то невидимое.
Перед ним возникла огненная птица размером с голубя. Вскрикнув, она полетела вперед, ударилась об огромную сосну метрах в пятнадцати от людей и рассыпалась огненными брызгами, почти долетевшими до людей.
Все, кроме колдуна и Михаила Семёновича, сделали шаг назад.
— У тебя горит рукав, — спокойно сказал Михаил Семёнович лысому.
Человек понял левую руку и не спеша посмотрел на нее.
— Да, есть немного, — засмеялся он, и пальцами снял огонек с куртки. Он погорел немного на ладони и исчез.
— Тебе что, совсем не больно? — осведомился Михаил Семенович. Теперь он, не мигая, тяжёлым взглядом смотрел в глаза колдуну.
— Тот, кто идет дорогой огня, не должен бояться такой мелочи, — тот ответил Михаилу Семёновичу взглядом таким же жёстким, но совершенно спокойным, даже немного веселым.
— Этого достаточно? — добавил он. — Или запустить ещё пару птичек? А может, чего покрупнее? Я могу…
— Да, вполне.
— Деньги я хочу получать каждую пятницу, до обеда. Я не могу постоянно к вам ездить. Переводы на карту мне тоже не нужны. Только наличные.
— Договорились, — кивнул Михаил Семёнович. — Иван! — он оглянулся на стоящих чуть в стороне людей.
Из группы вышел молодой парень.
— Иван будет передавать тебе деньги. Связывайся с ним. И через него же будем держать связь. Условие одно — если ты срочно нужен, будешь должен приехать немедленно.
— А то что? — снова засмеялся человек.
Над поляной повисла тяжёлая тишина.
— Случиться может всё что угодно, — коротко произнес Михаил Семёнович, и, не попрощавшись, ушёл по тропинке между деревьев.
Выезжая со двора, я позвонил Снежане и сказал, что сейчас приеду.
— Жду! — лаконично ответила она. — Все хорошо?
— Да, очень.
…Поцелуи в коридоре длились по нашим меркам недолго, всего пару минут, после чего Снежана по-хозяйски отправила меня в ванную мыть руки, а затем на кухню, потому что время обеда настало давным-давно. Оделась девушка к моему приходу очень прилично: халатик почти не просвечивал, и был длинным — заканчивался всего лишь сантиметров на двадцать выше колен.