Радость Эрики не укрылась от тюремщиц.

— Попустило тебя? Вот и хорошо. Выпей молочка…

— И не подумаю! Скоро сюда придет моя сестра вместе с полицией! Вас будут судить!

— И Иду Фёдоровну тоже! — уверенность Эрики передалась и Саше. — Проводите меня к ней! Пусть объяснит, что происходит! Вы не имеете права нас здесь удерживать!

— Что-то рано чары ослабли, — длинноносая переглянулась с юдой. — А хозяйка до сих пор не вернулась.

— Справимся и без неё. — юда вручила товарке поднос. — Сейчас выпьют молока и перестанут бунтовать.

— А если не выпьют?

— Напою силой. По ложечке. По глоточку. За маму, за папу, за добрую тётю…

Взяв с подноса чашку, юда поднесла её к губам Эрики.

— Лучше выпей сама. Молоко вкусное. Тёплое. А мёд от диких пчёл самый полезный.

— Да вы совсем? — Эрика попыталась оттолкнуть руку. — Не буду я ваше молоко! Отвалите!

Увернувшись, она побежала к дверям под дребезжащий смех длинноносой.

— До чего же глупая! Тебе же хорошее предлагают. Выпьешь молока, согреешься, настроение улучшится.

Эрика не ответила — было не до того. Она отчаянно рвалась к дверям, но чем быстрее пыталась бежать — тем сильнее те отдалялись. Стены комнаты удлинялись, превращая её в бесконечный туннель, и скоро двери превратились в далёкую недосягаемую точку.

— Придётся силой поить…

— Только не причини им вреда. Хозяйка будет гневаться.

— Пускай гневается. По другому девку не угомонить. — юда легонько щёлкнула пальцами, и платье на теле Эрики зашевелилось. Мягкие кружева натянулись как струны. Впиваясь в кожу, плотнее обхватили талию и руки, прильнули к груди, сдавили туго-туго — не вздохнуть.

Освободиться от удушающих объятий не удавалось, слишком неравны были силы. Захрипев, Эрика быстро сдалась и обвисла безвольной тряпочкой, туго спелёнатая платьем. Дыхание сбилось, в глазах роем замельтешили чёрные мушки. Сквозь нарастающий шум в ушах, она едва расслышала вопрос юды.

— Хорошо тебе сейчас? Или всё же выпьешь молока?

— Молока-а-а… — из горла девушки вырвалось сипение. — Выпью-ю-ю…

— Сразу надо было соглашаться. — довольно ухмыльнулась юда. — Вторая вон какая послушная, не спорит, не перечит. А тебе всё не так.

Пытаясь отдышаться, Эрика не сразу сообразила, что серая крыса говорит о Саше. Впечатленная развернувшимся представлением, та безропотно приняла чашку и медленно цедила приготовленную смесь.

— Давай же. Пей! — вторая чашка снова оказалась возле губ, и Эрике пришлось сделать глоток. Жирное вязкое молоко отдавало приторной горечью, комом застревало в горле, просилось обратно. Пересиливая себя, девушка делала глоток за глотком, а по телу разливалось приятное тепло и необъяснимое убаюкивающее умиротворение.

— Не могу больше!

— Думаю, достаточно. Молодец. — похвалила юда. — Сразу бы так! А то не буду, не заставите! Нашла кому сопротивляться.

Забрав поднос, она кивнула длинноносой, чтобы осталась, и вышла.

Негромко засмеялась Саша, подтолкнула Эрику, показывая в угол:

— Смотри, смотри, там гномы играют! Такие забавные!

Комната успела погрузиться в темноту, а потом оказалось, что это вовсе не комната, а тот же лес, что был на показе. Среди камней резвились красные колпачки на ножках, бегали друг с другом наперегонки.

Один вдруг направился к девушкам, и Эрика разглядела, что у него нет головы! На её месте торчала стогом красная шапка-колпак, сплошь усеянная белыми пятнами наростов. Гном походил на ожившего мухомора. К хлипкому тельцу лепилось серое платьице-волан, тонкие ножки оканчивались копытцами. Прочирикав что-то, он ударил по Саше бледной лапкой — опятнал — и резво запрыгал прочь. Завизжав, Саша помчалась за ним и вскоре почти слилась с мечущимися по поляне малышами.

— А ты что же не играешь? Пойди, побегай с ними. — предложила Эрике длинноносая.

— У меня голова… кружится… — соврала девушка, встревоженная весёлой беспечностью подруги.

Саша явно наслаждалась происходящим, ловко уворачивалась от бледных лапок и в свою очередь хватала грибы за шляпки, подставляя им подножки. Она будто бы перенеслась в детство, резвилась как маленькая, полностью отдавшись игре, позабыв обо всём. Эрике на мгновение захотелось присоединиться к подруге, но она удержалась от странного порыва. Несмотря на то, что молоко подействовало успокаивающе, полностью контроль над собой Эрика не утратила. Возможно потому, что выпила смесь не до конца. Да, она перестала бояться, ей больше не хотелось спасаться, не хотелось немедленно сбежать отсюда. Однако внутри слабо тлело беспокойство, призывало внимательно смотреть по сторонам, прислушиваться, приглядываться к тому, что происходит вокруг.