— У юной госпожи, его сестры, глаза тусклые, серого цвета. А волосы просто седые, — осторожно произнес Айр, который благодаря хорошей памяти легко замечал несоответствия.

— Слышал я, что люди могут так измениться… Похоже, ей многое пришлось пережить, как и её брату. Никак в толк не возьму, что они забыли на Севере? Земли их владений лежат куда западнее, — Кулак грустно посмотрел в опустевшую кружку, и Айр незамедлительно плеснул ему туда ещё пива.

— А шрамы энти, что у него по всему телу? Неужто думаешь, что он из плена Свежевателей сбежал? — подал голос Скит.

— Сдурел? Мясники к себе только женщин тащат. Мужиков убивают на месте. Да и шкура такая у него с самого детства. Годов пятнадцать минуло, как я проезжал через их земли, Грейсер по старой дружбе пригласил к себе. У него тогда два мага гостили, наёмные, из Ларии. Всю ночь мальчонку лечили. То ли сам поранился, то ли болен был чем — не знаю. Но кричал жутко, всю ночь... — Грузд покосился на рядовых за столом. В царившем вокруг полумраке их глаза блестели, отражая свет свечей, как у детей, слушавших страшную сказку. Усмехнувшись в усы, сержант продолжил:

— На Байрне тоже лица не было. Он жену тогда уже схоронил и выглядел так, будто ему кинжал в печень загнали. Я расспрашивать его ни о чём не решился. Но ларийцы недаром золото гребут как лопатой — толк они знают и стоят каждой монетки. Спасли пацана, в полдень уже был на ногах. Только вот я слыхал, что с тех пор их род обеднел, да ещё и в долги залез перед домом Гофард. Похоже, Грейсер Старший последнюю рубашку отдал, чтобы сына спасти.

— А про его сестру что можете рассказать? Мне показалось, что я видел на ней отметки от кандалов… — склонившись к седой шевелюре, почти на ухо, прошептал Айр сержанту.

— Байрн много рассказывал про своего пацана и мечтал, каким он станет рыцарем. Но о дочери не упоминал. Никогда, — задумчиво пробормотал Грузд и лишь затем заметил мрачный отсвет в глазах Айра.

Ухватив его за локоть, он поднялся из-за стола и, хмуро окинув взглядом парней из десятка, утащил зеленоглазого в тёмный угол, подальше от лишних ушей, где зло прошипел:

— Забудь и не лезь. Если Белый Барон хотя бы вполовину так же силён, как его отец, он ой как понадобится нам скоро на стенах. Ты должен был запомнить ещё в столице: мы улыбаемся, гнём спину и ради дела скрываем нашу злость за почтительной улыбкой. Ты не “Колпак”, чтобы с кинжалом на знать прыгать. Мы гвардейцы и должны отбить нападение мясников. Ради обычного мужичья, баб и детей. Уяснил?

— Я устал закрывать глаза, Кулак. Устал не замечать всю эту грязь, — мрачно проронил Айр. — До сих пор ночами всё зрю, как воочию. Проклятое подземелье, женщины и дети в колодках, да лоснящаяся рожа того ублюдка.

Подняв взгляд, он отступил от сержанта и зло зашептал, не в силах остановиться:

— Тот гадюшник нам дали прикрыть лишь потому, что урод перешёл дорогу чудовищу покрупнее. Но кто по итогу болтался в петле? Он сам? Нет. Толстяк-торговец, в подвале которого происходило "веселье". А "случайно" оказавшийся там благородный садист плюнул нам под ноги и отбыл домой. Я закрываю глаза и каждый раз вижу эти лица с срезанными веками, ведь ему хотелось, чтобы они видели всё до конца...

Удар крепкого кулака в живот прервал горячую исповедь парня, Айра зашатало, к горлу подступила жёлчь и недавно выпитое пиво. Медвежья ладонь Грузда сгребла его за шею и прижала к стене. Ветеран лишь немногим уступал Айру в росте, да и ударил он несерьёзно — лишь чтобы привести в чувства малость съехавший набекрень чердак подопечного. Их взгляды встретились. Айр крепко сжал кулаки, собираясь врезать в ответ, но пьяной драке помешали безжалостные слова старика:

— Остынь. Что тогда, что сейчас — ты слишком слаб. Не мни себя новым "Красным Колпаком", ты не народный герой, а просто пацан, чьи истерики мир не изменят. Делай, как я: спасай тех, кого в силах спасти. Иначе твой труп скоро пополнит длинный список тех, кто не смог ужиться с реальностью.

Оттолкнув сержанта, молодой гвардеец побрёл к выходу из таверны, бросив назад с отвращением:

— Меня тошнит от твоей "реальности", старик. Я её отвергаю.

— Малолетний придурок, — сплюнул в угол Кулак, с отцовской заботой проводив его взглядом.

***

Ланнарда Грейсера и его сестру комендант крепости разместил в пустующих палатах барона Хардебальда — на вершине самой высокой башни цитадели. Вид оттуда открывался великолепный: на пламенеющие в лучах восходящего солнца алые каньоны на севере и бесконечные густые леса Дикой Чащи на западе. Мёртвые земли, нетронутые людьми, но смертоносно прекрасные. Деревня у основания укреплений ещё только начала просыпаться, окрики офицеров, проводивших смотр сил у первой стены, едва доносились до этих высот.

Барон прогуливался по лоджии, неторопливо расчёсывая свои длинные платиновые волосы. Всю прошлую ночь он потратил на то, чтобы привести в человеческий вид себя и сестру. Сэра боялась людей и никого к себе не подпускала, сразу же начиная тихо скулить. Даже кричать она не решалась. Сейчас, свернувшись калачиком и вцепившись руками в его постиранный дорожный плащ, она спала на широкой кровати. Впервые за всё время их путешествия шестнадцатилетняя девушка во сне выглядела даже немного счастливой.