Однажды Сото обратил внимание, что, попадая в идущие от нагретой земли восходящие потоки воздуха, Летяга словно обретает второе дыхание, взмывая вверх неожиданно и стремительно. В такие моменты приходилось особо тщательно контролировать крылатого строптивца, на самом деле лишь притворявшегося покорным. Однако умелое пользование теплыми воздушными течениями продлевало время полета почти в два раза, так что Сото просто не мог не воспользоваться этим подарком природы.

Первое по-настоящему серьезное испытание свалилось на Мара, когда он начал приходить к мысли, что его полутора-двухминутные «прогулки по воздуху» – это максимум, на что способен Летяга. Выше привычного для испытателя уровня полетов царили такие ветровые стихии, что знакомиться с ними было равносильно выходу в штормовой океан на утлой лодчонке. Сото опасался, что они в мгновение ока изорвут шелковые крылья на лоскуты, вынудив несчастного юношу уподобиться древнегреческому Икару, о котором давным-давно рассказывал Лоренцо. Поэтому с некоторых пор Сото даже не пытался поднимать высоту полетов, довольствуясь тем, чего достиг. Благо острых ощущений хватало с избытком и в полусотне метрах от земли. Жаль, что поделиться своими впечатлениями он ни с кем не мог, хотя порой этого хотелось просто нестерпимо.

За месяц до случая, после которого в шевелюре Сото появились преждевременные седые волосы, юноше пришлось перейти из вечернего в ночной режим полетов. Поднимаясь над холмами и облетая вокруг пустыря – апогей летного мастерства испытателя, – он отчетливо увидел дозорные вышки родной общины. Из этого следовало, что часовые на вышках могут столь же хорошо наблюдать и Летягу. Выходы имелись простые: спуститься ниже и продолжать тренировки на безопасных высотах либо прекратить их вовсе. Разумеется, что ни о каком из этих вариантов Мара не хотел даже думать, поэтому ему пришлось привыкать к опасной, но от этого еще более захватывающей ипостаси летучей мыши.

Местность окрест пустыря-свалки была изучена Сото досконально – плоские каменистые холмы, покрытые пятачками травы и редким кустарником. Приземляться на них в темноте было небезопасно. Единственным удобным для приземления местом была пролегавшая между холмами дорога. Мара неплохо видел в темноте, но полагаться лишь на это качество в ответственный момент снижения было чересчур рискованно. Разведенные вдоль дороги с интервалом в сто метров три маленьких костерка радикально меняли дело. Правда, при первой же ночной посадке испытатель здорово отшиб ноги – при взгляде на огни в темноте возникала иллюзия, что земля располагается ниже, чем оказалось в действительности. Сото приобретал необходимые навыки через боль, зато в голове они откладывались весьма основательно.

В ту злополучную ночь ветер разыгрался не на шутку, и Сото хотел было отложить запланированную «прогулку по воздуху», но, поразмыслив, решил, что опыта у него уже достаточно, а значит, стоит дерзнуть. Ошибочность подобного суждения стала понятна, как только Летяга оторвался от земли. Оттолкнувшись от склона, испытатель как обычно направил своего крылатого друга на мерцающие вдалеке костры, но тут боковой порыв ветра подхватил аппарат и будто пушинку понес его совершенно в другом направлении. Сила внезапного порыва едва не перевернула Летягу вверх тормашками, а Сото качнуло на подвесном устройстве так, что он практически потерял ориентацию в пространстве. Растерянность продлилась лишь миг, однако, когда юноше удалось выровнять полет, Летягу уже унесло за холм, а сигнальные костры пропали из виду. Не оставалось ничего другого, как отдаться буйству ветра, поскольку сопротивляться воздушному потоку в его родной стихии было бессмысленно.

Взяв себя в руки, Сото сразу же начал плавное снижение, зная, что у земли скорость ветра ослабнет. Летяга как будто тоже оценил всю серьезность ситуации и безропотно повиновался пилоту, устремившись вниз по плавной волнообразной траектории. Все могло закончиться через пару минут, если бы на их пути не вынырнул из мрака поросший лесом пригорок. Скорость Летяги оставалась огромной, а темные, колышущиеся на ветру кроны деревьев надвигались все ближе и ближе…

Отжав планку управления, Сото крутым маневром направил аппарат вверх. Сделал он это весьма своевременно – верхушки крайних деревьев чуть не хлестнули его по лицу. Выполнив крутой вираж и на секунду застыв почти в вертикальном положении, Летяга резко «клюнул» вниз, но испытатель успел развернуть крыло параллельно земле, а сильный ветер поддержал аппарат, не позволив ему опуститься по инерции ниже – аккурат на колючие ветви вековых сосен. Сото судорожно сглотнул, представив, что случилось бы, окажись он на пять-десять килограммов упитаннее.

За лесистым пригорком возвышались еще несколько подобных, а по правую руку заблестели во мраке огни Барселоны. Ветер неумолимо нес угодившего впросак испытателя к побережью. Посадка на воду не входила в планы Сото, хотя в его незавидном положении это было бы самым безопасным выходом. Безопасным, но не наилучшим: юноша выплыл бы на берег без труда, а вот Летяга с его железным каркасом и промокшими крыльями ушел бы на дно в считаные секунды. Сото скорее готов был утонуть вместе с ним, чем потом тяжко горевать об утрате своего крылатого товарища, с любовью собранного молодым искателем до последнего винтика.

Садиться следовало на одну из идущих к побережью дорог, желательно на наименее оживленную. Сото торопился, поэтому выбрал ближайшую, надеясь, что его желания совпадут с действительностью. Находившаяся прямо под ним дорога лихо петляла между крутых скальных откосов и состояла сплошь из одних поворотов. Приземление на нее обещало стать воистину захватывающим. Ко всему прочему, испытатель даже не был до конца уверен, что видит под собой именно дорогу, а не обычное ущелье. Но что бы там за местность под ним ни находилась, она представляла собой единственный пригодный для посадки участок.

Все-таки это оказалась дорога, проходившая по лощине, а не дикое ущелье. Юноша подумал, что ему вновь повезло: ломать руки-ноги в неприступных скалах, а затем выбираться из них являлось худшим из зол. Куда хуже сломанной шеи – в этом случае все закончилось бы скоро и без мучений. На дороге его в любом случае подберут, правда, придется бессовестно врать, как он сюда попал, но эта задача, в отличие от жесткой посадки, была уже не столь головоломной. Мара аккуратно снизил Летягу и принялся отчаянно маневрировать промеж каменистых придорожных склонов, стараясь не зацепиться крыльями за скалы. Ветер в извилистой лощине завывал гораздо тише, и скорость Летяги падала, но все-таки недостаточно стремительно. Испытатель заранее смирился с неизбежными травмами, стиснул зубы и приготовился к жуткой боли.