Сибил отдернула электрошокер и разрыдалась. Тело матери снова упало на матрас, и между пузырьками слюны, вытекающими изо рта, она издала мучительный стон. Она повернулась к дочери с вновь обретенной причиной ужаса.

– Пожалуйста! Не заставляй меня делать это снова!
– всхлипывала Сибил.
– Ты знаешь правила!

Не успела мать договорить, как в животе у нее противно заурчало. Из-под простыней вырвался длинный, влажный пердеж. Непристойный звук длился, казалось, целую вечность.

И Сибил, и ее мать в шоке смотрели на ее живот.

Когда бурлящий метеоризм, наконец, утих, ее желудок снова громко заурчал.

Шок Сибиллы сменился отвращением. Ее мать в ужасе подняла глаза.

– О, Боже! Что с...
– не успела Сибил договорить, как ее мать издала мучительный крик и начала метаться по кровати, дико дрыгая ногами во все стороны.

Даже в извращенном состоянии Сибил понимала, что это неправильно.

Что-то определенно было не так.

Ее матери требовалась медицинская помощь. И немедленно.

Но прежде, чем звать на помощь, нужно было снять с нее ограничители. Они, вероятно, вызовут сомнение в том, что на запястье женщины уже начали появляться синяки. Возможно, Сибил обвинят в жестоком обращении или пренебрежении. Но чем быстрее она снимет ограничители, тем меньше вреда причинит себе. Может быть... только может быть... раны останутся незамеченными.

Сибил пошарила в карманах в поисках ключа от наручников, когда мать начала выть от мучительной боли. Она вытащила ключ и попыталась вставить его в крошечное отверстие замка. Когда мать судорожно дергала за наручник, Сибил промахнулась мимо отверстия. Один раз. Второй. На третьей попытке она вставила ключ и повернула его, разблокировав наручник. Рука матери вырвалась из металлического крепления и схватилась за урчащее нутро. Сибил перебежала на другую сторону кровати, откинула покрывало и посмотрела на запястье, стянутое ремнем. Она знала, что должна отрезать его, пока он не навредил ей, еще сильнее, чем уже разрезал, мягкую пухлую плоть ее матери. Сибил выбежала из комнаты за ножницами.

Когда она вернулась, мать подпрыгивала на кровати, свободной рукой царапая живот. Ворчание стало громче, в унисон с мокрым испусканием газов, которые снова вырывались наружу. Сибил вскрикнула, увидев, что зрачки матери отсутствуют, видны только белки, так как глаза закатились под лоб.

– Мамочка! Прости меня! Мне так жаль!
– всхлипывала Сибил, судорожно пытаясь разорвать ремень.

С помощью колена Сибил прижала предплечье матери к матрасу. В панике металлическое острие ножниц проскользнуло под завязкой и полоснуло по плоти матери, отчего по рукам матери и дочери потекли пунцовые струйки. Сибил попробовала еще раз, наконец, перерезав ремень. Она была уже на полпути, когда мать вырвала свою руку, разрывая остатки неразрезанных пут.

Мать издала неистовый вопль и схватилась за живот. Она судорожно вцепилась когтями в ночную рубашку, задирая ее вверх, чтобы понять, может ли то, что она чувствует внизу, происходить на самом деле.

Мать и дочь вскрикнули в унисон при виде вздувшегося, выпуклого живота.

Сибил соскочила с кровати, перешагивая через руки и ноги матери, отчего кровать дико подпрыгнула. Она неуклюже приземлилась на пол, затем вскочила на ноги и, кружась, вернулась к лежащей на кровати матери.

Розовая гладкая плоть маминого живота извивалась, как мешок со змеями. Что-то большое извивалось и металось под кожей, давя и растягиваясь, словно в любой момент могло вырваться на свободу. Урчание перешло в приглушенное рычание, погребенное под грудой плоти, жира и мышц.

Мать перевернулась на живот и приподняла в воздух свой большой, набитый подушками зад. Из-под ночной рубашки женщины раздался чудовищный взрыв, выпустивший поток коричневой жидкости, которая, словно гейзер, разлетелась по комнате. Словно женщина была перекрученным садовым шлангом (ее патрубок был открыт несколько минут), который наконец-то распрямился. Липкая струя брызнула на противоположную стену.

Сибил отпрыгнула назад, чтобы избежать попадания теплого жидкого снаряда, и, ударившись спиной о противоположную стену, испустила пронзительный крик - не от боли, а от непристойного зрелища, которое она наблюдала. Между влажными, липкими звуками ударов жидкости о стену вылетело что-то твердое, отскочило от стены с металлическим лязгом и упало на пол у ног Сибил.

У Сибиллы отвисла челюсть, и она уставилась на лежащий на полу предмет. На полу лежал ошейник Чико, покрытый коричневой студенистой массой. Сибил открыла рот, чтобы завыть от ужаса, но ее слова перехватила мама.

Мать издала еще один крик, но его кульминация зарылась в подушечки матраса. Она рывком подняла свое тело и стала рвать простыни когтями, как будто у нее вместо ногтей были лезвия. От ее бешеных движений одеяло перевернулось и накрыло нижнюю половину ее тела, словно огромная невидимая рука пыталась как можно лучше восстановить достоинство женщины.

Затем раздался еще один взрыв. Только на этот раз это был не жидкий снаряд, а оглушительный метеоризм с силой, достаточной для того, чтобы разорвать одеяло, а затем раздался звук, похожий на то, как что-то очень большое и мокрое выдавливается из отверстия, которое слишком мало для его обхвата. По мере того как продолжались эти отвратительные звуки, тело матери, казалось, уменьшилось вдвое и еще глубже погрузилось в испачканный матрас.

Сибил хотелось оторвать себе уши, оторвать нос, выколоть глаза - что угодно, лишь бы прекратить это безумие, которое она видела, слышала и обоняла!